- Ты права, - кивнул я.
В тот вечер, вопреки опасениям, сосед не послал за мной. Не окликнул он меня и на следующее утро, когда я проходил мимо его дома, спускаясь с Эсквилина; но я точно знал, что он дома и не спит, потому что ветер доносил из его сада запах горящих листьев.
Накануне я обещал Луцию и Клавдию, что с утра зайду; на прежде, чем отправиться на Палатин, я хотел побывать ещё кое-где. Несколько тихонько заданных нужным людям вопросов, подкреплённых несколькими сунутыми им же монетами, позволили мне узнать достаточно, и очень скоро я уже стоял перед узким домишком, втиснутым в ряд таких же узких домишек. Все они выглядели так, будто простояли тут лет сто, не меньше. Узенькая тихая улочка избежала городских пожаров; застройщики почему-то обошли её стороной. Я словно перенёсся в простой Рим прежних времён, когда каждая семья, будь она богатая или бедная, жила в своём маленьком доме – ещё до того, как богатые стали строить просторные особняки, а бедные скучились в многоэтажных инсулах. Здесь и ютилась семья Фуриев, после того, как их муж, сын отец и брат был объявлен врагом Рима и обезглавлен.
На стук дверь отворил огромного роста и могучего сложения раб – пришлось отступить на несколько шагов, чтобы смотреть на него, не задирая голову. Явно телохранитель, а не привратник, как в состоятельных домах.
- Мне надо видеть хозяина.
Раб смотрел грозно.
- Если бы ты пришёл по делу, то знал бы, что в этом доме давно уже нет хозяина.
- Я просто оговорился, я конечно же, хотел сказать «хозяйку».
- Ты снова оговорился или не знаешь, что после смерти сына с хозяйкой случился удар? – рыкнул раб. – Ни хозяйка, ни её дочь никого не принимают
- Но я имел в виду вдову Фурия…
Но раб уже захлопнул дверь у меня перед носом.
Услышав за спиной хихиканье, я обернулся. Беззубая старуха-рабыня подметала перед домом напротив.
- К Сулле пробиться было легче, чем к ним.
Я с улыбкой пожал плечами.
- Они всегда такие неприветливые?
- Они ни за что не пустят к себе незнакомого. Чего ж тут удивительного, если в доме только женщины и ни одного мужчины, не считая телохранителя. Им приходится быть осторожным.
- И с тех пор, как не стало Фурия, они так и живут одни?
- А ты знал Фурия?
- Не то, чтобы знал; но я о нём слышал.
- Это ужасно – то, что с ним сделали. Никакой он был не враг Сулле – он вообще был не такой человек, чтобы вмешиваться в политику и с кем-то враждовать. Не тот характер. Он и шелудивого пса не прогнал бы от своего порога.
- Однако же его брат сражался против Суллы.
- Так то брат. Я знала их обоих, когда они были ещё детьми. Они выросли у меня на глазах. Фурий всегда был такой тихий, такой спокойный мальчик. Мухи не обидит. Он и взрослым оставался таким же. Осторожный, спокойный, ни во что не вмешивался. Философ, а не воин. Кто-то оговорил его, что он враг Республики, и его убили и обобрали до… - Она прекратила мести, выпрямилась и откашлялась. – А ты кто будешь? Пришёл донимать несчастных женщин?
- Вовсе нет.
- Забудь и думать. Не видать тебе ни его сестры, ни матери. После того. Как Фурия не стало, а с его матерью случился удар, они не выходят из дому. Может, и слишком долго для траура; но теперь у них никого не осталось. На рынок ходит вдова с маленькой дочкой; они обе до сих пор носят чёрное.
Как раз в это время дверь дома отворилась, и появилась высокая светловолосая женщина в чёрной столе. Рядом, держась за её руку, семенила маленькая девчушка с чёрными кудряшками. По пятам за ними следовал давешний верзила-раб; он закрыл входную дверь. Проходя мимо, он бросил на меня недовольный взгляд и грозно нахмурился.
- На рынок пошли, – прошептала старуха. - Всегда выходят в это время. Малышка такая серьёзная. На мать совсем не похожа – та светлая. А девочка вся в тётю, как две капли воды.
- В тётю? Не в отца?
- И в него, конечно же…
Я ещё немного поболтал со старухой, а потом заспешил за вдовой. Я надеялся. Что мне удастся поговорить с ней; но великан-телохранитель ясно дал понять, что мне не следует приближаться. Понаблюдав, как вдова делает покупки на мясном рынке и убедившись, что поговорить с ней нечего и думать, я отправился на Палатин.
Луций и Корнелия заторопились мне навстречу, едва раб доложил о моём приходе. Лица у обоих были вытянувшиеся и измученные.
- Он опять был здесь, - сказал Луций. – Ночью.
- Прямо в моей спальне, - сказала Корнелия. Лицо её было белее мела. – Я проснулась среди ночи от вони – от страшной вони – и увидела это! Я хотела вскочить, хотела закричать, но не могла ни пошевельнуться, ни слова произнести – оно заколдовало меня; у меня язык словно прилип к гортани. Оно опять сказало: «Теперь ты». Потом оно вышло в коридор.
- Ты не попыталась схватить его?
Она посмотрела на меня, как на ненормального.
- Я тоже его видел, - сказал Луций. – Я был в комнате дальше по коридору. Услышал в коридоре шаги и позвал: «Корнелия!» Я думал, это она. Мне никто не ответил; только шаги сделались быстрее. Тогда я вскочил и выбежал в коридор.
- И увидел его?