— Все мы тут того и уже давно … Послушай, малыш, откройся, расскажи, что с тобой происходит. Помнишь, я говорил, какая это плохая привычка держать в себе лишний груз?
Шемс сцепила руки, до боли впиваясь ногтями в кожу, и обречённо смотрела на ковёр. Страх не желал отпускать, а становился лишь сильнее и проникал всё глубже.
— Я не хочу стать, как Сатис, я не такая, — шептали губы в каком-то отчаянном бессилии, и подступившие слёзы закапали непроизвольно на подол платья. — Не хочу, не хочу, не хочу!
— Эй, — Тиббот подался вперёд, вставая перед ней на колени, обнимая и легонько поглаживая спину ласковыми пальцами. Покладисто уступая, Шемс котёнком льнула к его уютной груди.
Кто-то стучал в дверь — совершенно не вовремя.
— Подожди минутку, сейчас я от него избавлюсь.
— Нет, я в порядке… Сейчас буду в порядке, — Шемс торопливо вытерла щёки, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
Тиббот открыл дверь в уверенности, что чрезмерно заботливый брат в очередной раз заглянул его проведать и ошибся.
— Привет… Слушай, Иона, сейчас немного неудачное время…
Шемс будто ледяной стрелой пронзило и тут же бросило в жар.
— А я, между прочим, за тебя переживала, — насмешливо прозвучал с порога голос Ионы. — Неужели даже войти не позволишь?
— Я почти восстановился, осталось привести в порядок свои изрядно потрёпанные чувства, поразмыслить. Неужели трудно представить, что мне, как и любому человеку, требуется порой побыть одному в тишине и уединении?
— В уединении, говоришь? А разве Шемс не с тобой? Я была уверена, что отыщу её тут?
— Зачем тебе Шемс? Я ведь просил просто оставить её в покое.
— И всё же я войду.
Тиббот, вынужденный посторониться, нервно взлохматил на своей голове волосы, поглядывая вслед напористой девице.
— Привет, подруга. Удалось хоть немного поспать? Выглядишь не очень, — Евгения лукаво подмигнула Шемс, без разрешения опустилась в кресло Тиббота и с любопытством осмотрелась. Очевидно, царивший в комнате творческий бардак произвёл на неё впечатление.
Тиббот, не посвящённый в подоплёку происходящего, счёл её слова обыкновенным сарказмом.
— Прекрати цепляться, Иона. И разве ты не должна сейчас купать Властвующую?
— А, точно — моя служба. Знаете, сегодня прямо день душевности какой-то. Лльюэллин приготовил варево, а Даррель любезно вызвался подменить меня в покоях Властвующей. Бога ради, не подумайте, будто я плачу чёрной неблагодарностью, помощь я ценю. Возможно, при иных обстоятельствах их поддержка даже могла бы пробудить во мне священное чувство долга, только долг мой прежде времени был уплачен стократно.
Тиббот слушал её речь несколько обалдело.
— Ты, Иона, что-то нынче сама не своя.
— Ха! Кажется, кого-то смущает, что из моей манеры говорить исчезла вульгарная грубость?
— Смена одежды на чуть более закрытую и искоренение из лексикона бранных слов не превратят тебя в истинную леди, если язвительность, исходящая изнутри, улавливается, как и прежде.
— Что ты хочешь этим сказать? — Евгения чуть не задохнулась от возмущения.
— Хватит! — Шемс порывисто вскочила, хватаясь руками за голову. — Прекратите! Это не Иона! Иона умерла, я её убила, а Евгения заняла освободившееся тело, — прокричала и, разрыдавшись, выбежала из комнаты.
Происходящее казалось чистым сумасшествием, и она ввязалась в это по доброй воле. Безусловно, там в подвале, подле алтаря с умирающей Ионой, каждый сделал свой непростой выбор. И теперь уже ничто не могло изменить принятого решения и отменить смертного приговора, приведённого в исполнение. Вот и назойливый голос в голове звучит слишком убедительно, утверждая: — «Ты чудовище, Шемс. Теперь все увидят, какое ты чудовище».
Нездоровый азарт побудил остановиться напротив лестничных ступеней.
— Ты думала, что все завидуют твоей злобной силе? Мечтают быть такими, как ты? — бросила девушка в сумрачную пустоту над лестницей, дерзко, но не слишком громко. — Нет! И даже не близко. Ты веками отсиживаешься взаперти, во тьме, просто отсрочивая момент своего поражения, я же — сама определяю своё будущее.
«Тогда, твоё будущее окажется очень коротким» — внутренний голос отозвался злой насмешкой.
Чуть позже, закрывшись в ванной, Шемс шагнула под душ, где, наконец-то, дала полную волю слезам.
— Пей, Сатис, пей, — приговаривала она в исступлении. — Авось подавишься.