— Да ей наверняка уже известна каждая деталь наших намерений.
— Нет не известна, — Шемс подошла поближе, настороженно вглядываясь в сумрак над лестницей. — Дом больше ей не подчиняется, и даже готовиться выступить на нашей стороне, что для Сатис наверняка станет неприятной неожиданностью.
— Если это правда, так может он просто путь выпустит нас отсюда, а Сатис навечно замурует внутри?
— Во-первых, дом не на нашей стороне, а на стороне Шемс, — вмешался Тиббот. — А во-вторых, для Шемс снаружи также небезопасно. Вне дома она теперь — приманка для горгулий.
— Да нет же! Кажется, Даррель прав, — озарённая внезапной мыслью, Шемс просияла. — Вы можете спастись. Я сумею сделать так, что дом не станет вас удерживать.
— А ты? — Лльюэллин неторопливо спустился по ступеням и аккуратно перешагнул невидимую пентаграмму.
— Я что-нибудь придумаю, — противореча ей, неприятный, тревожный холодок зародился где-то внутри живота и пробежался по всему телу. Шемс поёжилась. — Абсолютно точно мы с домом найдём разумный способ.
Оттенки замешательства, озадаченности, недоумения отразились на мужских лицах. Постепенно их длительное задумчивое молчание начинало нервировать.
— Я тоже останусь, — заявил, наконец, Тиббот. — Пускай покуда всё это очень смахивает на безнадёжный бунт, но кто знает, мало ли как оно обернётся.
Даррель ткнул пальцем в большую спортивную сумку возле стены:
— Я забрал из библиотеки бронзовый ятаган, разящий топор и епископский жезл — неплохое дополнение к эбеновым ножам, — сообщил он с неуместным вздохом облегчения.
Лльюэллин, который во время продолжительной паузы не сводил внимательных глаз с брата, кивнул и сдержанно подытожил:
— В таком случае продолжим работу.
И тотчас за его словами сверху донёсся негромкий шорох открывающейся двери и лёгкие шаги. Взгляды присутствующих устремились на площадку второго этажа, привлечённые появлением Евгении, сжимающей в руке подсвечник на две свечи, едва ли озаряющих сгустившийся вокруг мрак.
Глава 29
Наверно, кому-нибудь стоило спросить Евгению, как всё прошло, только все молчат, будто воды в рот набрали, и неотрывно смотрят на неё. Смотрят, как узкая ладошка опускается и скользит по резным перилам из чёрного дерева, обрамляющих лестницу. Смотрят, словно зачарованные, и сопровождают глазами каждый шаг, настороженно подмечая всякие детали, как, например, дрожащие колени или нервное движение головы в сторону покоев Властвующей. Невидно ни крови и никаких других видимых следов истязаний, а длинные белоснежные косички, в скупом освещении, ещё больше подчёркивают тёмную кожу и притягательные, почти безупречные черты лица. Может и правда всё обошлось благополучно?
Шемс посмотрела на Лльюэллина. Он мог бы показаться расслабленным, если бы не предельно сосредоточенный взгляд, прикованный к дремавшим на стенах неподвижным теням.
Даррель первым разрушил общее оцепенение.
— Ставлю что угодно, что с момента твоего появления в этом доме, ни один из нас не превзошёл тебя в способности напустить жути на окружающих. Ну и что там произошло?
— Я… Я не поняла, — Евгения запиналась, дрожащий голос, казалось принадлежит другому человеку, глаза полны страха. — Наверно, я чем-то не угодила… Она явно злиться… Приказала мне принести колье с чёрным зеркалом… Не знаете где его взять?
— То самое колье — связующее с духом-наставником? — Даррель закрыл глаза, демонстрируя обречённость.
— Наверное. Откуда мне знать?
С резким вздохом Лльюэллин зарядил отравленной стрелой среднего размера арбалет и взял его на изготовку. Тиббот дёрнул Шемс за плечо, отстраняя за свою спину.
— Никто не касался этого колье уже почти восемнадцати лет, с тех самых пор, как дверь в твой склеп, где оно хранилось, была запечатана, — пояснил Лльюэллин холодным ровным тоном, не отводя взгляда от повисшей наверху тьмы. — Всем поклоняющимся, включая Иону, прекрасно известно, что колье нам недоступно.
Признание сокрушительного провала, позволило ускорить шаг даже на ставших вдруг ватными ногах. Евгения находилась где-то на середине лестницы, когда стены дома огласились протяжным утробным гудением.
Звук нарастал, складывался в формы похожие на слова незнакомого языка. Зловещее монотонное пение воспалёнными шрамами злобно-багрового оттенка вплеталось в бархатную ткань тьмы. Демоническая молитва ввергала в оцепенение, заставляла чувствовать, как от её тягучего заунывного воя кровь леденеет в жилах и рассудок туманится, и поглощает безрассудное желание перестать сопротивляться, сию минуту безропотно покориться злобной воле.
Почти неотличимая в бесформенных тенях, скрывающих от взоров, на верхней площадке шевельнулась фигура. Шемс невольно задумалась над тем, давно ли в последний раз Сатис покидала свои покои. Появилась странная догадка, что с самого момента постройки дома та из своего укрытия носа не высовывала, чтобы ни случилось. Значит выкурить оттуда её можно только чем-то действительно из ряда вон выходящим.