И опять между ними зависает эта неловкая напряжённая пауза, от которой совсем тошно становится, а потому пора с этим что-то решать.
— Смотри, как я могу, — Шемс чуть подалась вперёд, подняла руки, развернув ладони кверху и тихонько на них подула. И случилось чудо! Крохотные золотистые и серебристые искорки взметнулись, поплыли лёгким мерцающим облачком, а затем медленно осели на поверхность стола, постепенно угасая. — Это волшебная пыльца, — пояснила Шемс гордым шёпотом. — Я правда пока не уверена для каких конкретно магических целей следует её использовать… Очень жаль, что для полётов не годится. Я-то это уже наверняка знаю, много раз экспериментировала… Но увы…
Беспроигрышный приём с использованием магии заставил глаза Тиббота вспыхнуть на мгновение заинтересованностью, но почти сразу они снова потухли.
— Значит я ошибся, и магия тебе всё-таки присуща. А что насчёт телепатии?
— К сожалению, читать чужие мысли я не умею.
— Прямо камень с души, — хмыкнул Тиббот и улыбнулся на этот раз вполне искренне. — А то могло бы выйти довольно неловко.
— Только не очень-то зазнавайся. Я ведь о вас всё равно знаю больше чем тебе бы того хотелось. Вот, к примеру, мне известно, что ты любишь рисовать. Особенно викторианскую сказочную живопись. И твоими картинами украшены стены галереи на первом этаже Склепа, ну то есть дома Властвующей. А ещё, что ты родом из Ирландии, неравнодушен к сладкому, и в твоей комнате вечный бардак… — Шемс весело поиграла широкими бровями, намекая, что и это ещё не всё.
— Это лишь оценка Уланы. В конце концов, каждый судит о других со своей колокольни.
— Так ты всё-таки видел мамину могилу?
— Да, — и вновь он с непроницаемым видом уткнулся взглядом в чашку. — Мы ведь думали, что она умерла ещё тогда, Шемс. Правда меня самого в доме не было, но, судя по рассказам Ионы, той ночью творились безумные дела даже по нашим меркам… Как я понял, в итоге Сатис призвала Дарреля, указала на горсть пепла в углу, поверх которой лежало его фамильное кольцо и велела прибраться. Вот мы и приняли это, как свершившийся факт, как закономерный и неизбежный финал человеческой жизни. И, между прочим, никто из нас даже не подозревал о твоём существовании. Улана ни разу не упоминала о дочери. Впрочем, оно и понятно…
— Ты чего?! Я родилась позже!
Тиббот задумался.
— Дай бог памяти, в каком же году это было?
— Ваш Склеп она покинула 23-го мая 2005-го года, — подсказала Шемс.
— Тогда вообще чепуха какая-то получается… Ты малышка, повремени пока с претендованием на роль всезнающего гуру. Видишь ли, у дома есть определённые правила. Не просто формальности, а незыблемые границы, нарушать которые не смеет даже Властвующая.
— Догадываюсь к чему ты клонишь. Прикинь, я тоже в курсе, что магия дома создаёт завесу невидимости для неподходящих кандидатур.
— Неподходящими кандидатурами в том числе являются несовершеннолетние дети.
— Может дом счёл меня достаточно взрослой.
— Не помню ни единого случая, чтобы порог дома переступил человек моложе двадцати, не говоря уже о подростках. Подобная ошибка всегда считалась нами просто невозможной. Я ведь на этом основании был уверен, что ты только кажешься моложе своих лет. Ну так сколько же тебе на самом деле, шестнадцать, пятнадцать?
— Шестнадцать, — в голосе Шемс промелькнула нотка насмешки: вконец запутался бедный бессмертный. — А вот дом не считает меня нежелательной гостьей. И поскольку это вы живёте по его правилам, а не он по вашим, то и мнение поклоняющихся — дело десятое. Может он во мне какую-то особенную силу почувствовал или прочную семейственную связь?
— Может и почувствовал. Только это не повод для радости.
— Ибо радость у вас не в почёте… Да знаю я, что и для себя, и для других вы постоянно ищете лишний повод пострадать. Мне вот, честное слово, интересно, а что вы чувствовали, когда поверили, что Сатис убила мою маму? Ну хоть самая капелька сострадания или сожаления шевельнулась в душе? Или же тряслись по углам от страха за сохранность собственных шкур, понимая, как крепко накосячили с Евгенией?
— Я ведь сказал, что отсутствовал тогда. Но… — Тиббот глубоко вздохнул. — Странно обсуждать это с тобой… Но ты пойми, мы привыкли ко многому, к смертям в том числе. Ко всему привыкаешь, особенно, когда живёшь слишком долго, куда дольше, чем полагается обычному человеку. Сначала ты принимаешь то что ещё вчера казалось неприемлемым, выдумываешь для себя жалкие оправдания, потом появляется равнодушие, и постепенно жизнь превращается в замкнутый круг обыденности.
— Да что ж это за жизнь без права на естественный душевный порыв? Ни посмеяться вдоволь, ни взгрустнуть! Ах да, вы же продали свои души! Хотя ты вроде нет?
— Признаю, каждый из нас, заключая свою сделку с Сатис, плохо представлял все последствия. Тем не менее нельзя сказать, что наш выбор не был осознанным. Просто ты должна усвоить: за любой услугой всегда следует расплата.
— По-моему, Тиббот, сейчас ты сам делаешь всё наоборот. Разве твоя миссия не заключается в том, чтобы горячо убеждать меня отправиться в дом Властвующей?