Однако, судя по всему, то ли сдобренное медом вино, то ли праздничная атмосфера помогли ее подруге побороть застенчивость. Она с удовольствием видит, что Дидона улыбается, а Никандр, нагнувшись, говорит что-то ей на ухо.
Амара идет куда глаза глядят. Она медленно бредет через площадь, попивая из отданной ей Викторией фляжки и подчас останавливаясь послушать музыкантов. Возможно, ей встретится и Сальвий со своей флейтой.
Давка здесь не такая сильная, как в процессии. Шум множества соревнующихся музыкантов, одобрительные восклицания и смех эхом отскакивают от камня и поднимаются в теплый воздух, подобно подношению богам. Никогда прежде Амара не бывала в толпе совершенно одна. Она мельком, не привлекая нежелательного внимания, поглядывает на прохожих. Была ли она близка с кем-то из этих мужчин? Сложно сказать. В лупанарии она старается не обращать внимания на лица.
Амара ускоряет шаг и, не желая слишком удаляться от подруг, направляется назад — туда, где оставила Дидону. Она настолько сосредоточена на своей цели, что едва не упускает Менандра. Тот идет в ее сторону, оглядывая всех встречных женщин и озабоченно наморщив лоб. Наконец он замечает ее.
— Вот ты где! — восклицает он с посветлевшим лицом. — Так и знал, что тебя найду.
Его нескрываемая радость согревает ее, будто вино.
— Готова поспорить, ты говоришь это всем женщинам на Виналиях, — смеется она.
— Ты знаешь, что это не так, Тимарета.
Звук греческой речи, как всегда, приводит ее в волнение.
— Наверное, Рустик — великодушный хозяин, раз отпустил тебя свободно гулять на празднике вина, — произносит она.
— Да, но его великодушие небезгранично. У меня есть всего час, не больше.
Не в силах отвести взгляд от его лица, Амара вспоминает свою молитву Венере-Афродите. «Дай мне познать власть любви, пусть даже я никогда не узнаю ее сладость». Возможно, богиня наказывает ее за гордыню.
— Так не будем же тратить время понапрасну, — говорит она, протягивая руку Менандру.
Влекомые потоком общего счастья, они рука об руку идут сквозь толпу куда глаза глядят.
— С тех пор как мы виделись последний раз, я трижды бывал в «Воробье», — прерывает молчание Менандр. — Я проводил там каждый свободный вечер. Трактирщик сказал мне, что тебя можно застать там только днем.
— Но ты все равно продолжал туда ходить?
— Конечно! Слабая надежда на нашу встречу лучше, чем никакой.
Мысль о том, что Менандр ждал ее совсем рядом, прямо через дорогу, а она не имела возможности прийти, кажется почти невыносимой.
— Жаль, что меня там не было, — говорит Амара.
— Твой хозяин дает тебе отдых во время игр? Наверняка дает, ведь по традиции в первой июльской игре дозволено участвовать и рабам.
— В июльской игре? — в ужасе переспрашивает Амара при мысли о том, что их следующее свидание состоится так нескоро.
— Неужели ты не можешь потерпеть ради меня?
Она понимает, что афинянин ее дразнит. В их первую встречу он с тем же самоуверенным видом провозгласил, что лампа в ее руках принадлежит ему. Она улыбается, не желая слишком легко признавать свои чувства:
— Да, возможно, хозяин отпустит меня на игру.
Они достигают конца форума. Музыкант наигрывает на лире медленную печальную мелодию. Амара наблюдает за ним, воображая дрожание струн под своими пальцами.
— Раньше я тоже играла, — говорит она. — Вечерами отец любил слушать мое пение. Но только в кругу семьи, — добавляет она в надежде, что Менандр поймет: в отличие от Помпеев, в Греции она была добропорядочной девушкой.
— Почему бы тебе не одолжить у него лиру?
Амара смеется, приняв его предложение за шутку.
— А что такого? — настаивает он. — Сегодня же Виналии. Ты вправе просить о чем угодно.
Растерявшаяся Амара вовремя замечает стоящую в одиночестве Дидону. Бероники и Галлия нигде не видно.
— Вон моя подруга, — говорит она, показывая на девушку. — Давай подойдем.
— Я ее помню, — отвечает он. — У нее прекрасный голос.
Амара заново представляет их друг другу. К ее облегчению, Дидона делает вид, что его не помнит. Он ни за что бы не догадался, что они посвятили обсуждению его имени и характера больше времени, чем жрецы посвящают гаданию по внутренностям животных.
— А где же Никандр? — спрашивает она.
— У него была всего пара минут. Он пришел, только чтобы вручить мне цветы.
Музыкант принимается играть песню повеселее. Влюбленная пара рядом с ними обрадованно вскрикивает и начинает танцевать. Дидона раскачивается под музыку, прижимая к груди розы.
— Мне тоже скоро придется уйти. — Менандр смотрит на Амару. — Подаришь мне один танец?
— Я не умею… — Она вспоминает, как еще на родине с детской радостью кружилась в танце с кузинами на семейной свадьбе. — Я всегда танцевала только с женщинами.
Он берет ее за руки и подводит поближе к лире.
— Все пьяны, — произносит он. — Будем импровизировать.
Она колеблется, но хлопанье, топанье и пляски слишком заразительны. Амара и Менандр берутся за руки, вертятся, останавливаются и хлопают все быстрее и быстрее, пока она с хохотом не падает ему на шею. Закончив мелодию, музыкант выразительно вытягивает перед собой руку с лирой и кланяется.