Дом волчиц

— Ну и кто же тут бессердечный? — спрашивает Амара, подняв брови. — Что, если он меня убьет?

— Мне будет жаль потерять такую ценную шлюху.

— Насколько жаль?

— Не выпрашивай крошки, — говорит он с брезгливой гримасой. — Тебе это не идет.

Его слова вызывают болезненные воспоминания о Плинии. Как она унижалась, умоляя, чтобы он ее купил!.. Будь она проклята, если еще когда-либо станет валяться в ногах у мужчины. Амара украдкой поглядывает на стол Феликса. На нем по-прежнему лежит манускрипт Герофила, без сомнения, намеренно оставленный Феликсом, чтобы ее помучить. Ну уж нет, она не доставит ему удовольствия, попросив почитать свиток.

— По-моему, вот с этого ты мог бы брать немного больше, — говорит она, имея в виду один из просматриваемых ею счетов. — Помимо своего дела, Манлий определенно может задействовать и другое имущество. Ты написал здесь, что у него на плаще бронзовая брошь.

— Это его третья ссуда, — говорит Феликс. — И он никогда не задерживает платежи. Манлий — слишком беспроигрышный вариант, чтобы давить на него чересчур сильно. Вцепляйся в горло, только если считаешь, что им не по средствам вернуться.

Интересно, продал ли он уже принадлежавший Марцелле перстень с камеей. Она вспоминает, с каким трудом женщина сняла с пальца материнское кольцо, под которым осталась полоса бледной кожи.

— Мне нужно сегодня пойти в термы, — говорит она. — Ты прав, я не могу вечно мариновать Руфуса. Дашь мне денег на прическу? Мне не помешало бы уложить волосы.

Феликс оглядывает ее волосы, явно обдумывая, требуют ли они расходов.

— Можешь сходить на пару часов, — говорит он, достав из ящика стола несколько монет. — После того как разберешь остальные архивы.

Амара выходит на улицу, радуясь возможности немного отдохнуть от Феликса. Работая над счетами его клиентов, она невольно задумывается, какие заметки и наблюдения он сделал о своих женщинах и о ней самой. Проходя мимо задней двери лупанария, Амара неуверенно замедляет шаг. Она хочет взглянуть, на месте ли Дидона, и позвать ее с собой на укладку, но боится, что подруги решат, будто она пришла похвалиться. На дверях стоит Галлий.

— Есть там кто-нибудь? — спрашивает она.

— Только Виктория, — говорит он. — Не слышишь, что ли? — Амара и в самом деле слышит, как Виктория нахваливает мужскую силу какого-то клиента. — Остальные на охоте. Кроме дикарки.

— Спасибо. Передай от меня привет Беронике.

— Я не нанимался к бабам на посылки, — огрызается Галлий. — Надо будет, сама ей все скажешь.

Впервые придя в термы без сопровождения, Амара оставляет свою дешевую тогу в одном из ящичков и обходит двух подруг, задержавшихся в раздевалке, чтобы посплетничать. От каменных стен отдается гул женских голосов, возгласы и плеск купальщиц, освежающихся в неглубоком бассейне в углу. Она находит свободную прислужницу и, надев деревянные башмаки, чтобы не обжечь ноги о раскаленный пол, идет через кальдарий.

Прислужница оказывается гречанкой, но, очевидно, не горит желанием предаваться совместным воспоминаниям о родине. Она, не особенно церемонясь, выщипывает волосы на подмышках Амары, обильно намазывает ей ноги расплавленной смолой и резко сдирает ее, пока они не становятся гладкими. Амара вздрагивает от боли. Вокруг тем же процедурам подвергаются другие женщины; впрочем, некоторые предпочли расслабляющий массаж, и до Амары долетают приглушенные хлопки ладоней по голой коже. Прислужница приносит лохань с водой, и Амара, чувствуя себя освежеванной, смывает с тела остатки смолы и грязь чулана.

Укладка волос вызывает куда более успокаивающие ощущения. Снова одевшись, Амара в сопровождении другой прислужницы переходит в комнату попрохладнее и садится в кресло. Парикмахерша кладет щипцы в жаровню.

— Довольно, — говорит Амара, глядя на рдеющие угли. — Мои волосы кудрявы от природы, мне нужна только укладка.

«Еще не хватало, чтобы ты мне их сожгла», — мысленно добавляет она.

— Для какого случая?

— Хочу произвести впечатление на мужчину.

— Полагаю, речь не о муже?

— Нет.

Парикмахерша ухмыляется, хотя профессию Амары легко можно угадать и по тоге. Пока та собирает ее волосы в высокую прическу с ниспадающими на плечи кудрявыми локонами, Амара пытается угадать, какой ее желал бы видеть Руфус. Хочет ли он узнать ее по-настоящему, готов ли принять ее взволнованной, даже застенчивой или ожидает, что она станет расточать ему ласки с бесстыдством куртизанки? Как жаль, что нельзя обратиться за советом к Виктории.

— Хоть сейчас на ложе к императору, — восхищается парикмахерша, закончив. — Извиняюсь за выражение.

Амара со смехом благодарит ее и выскальзывает на улицу, не обращая внимания на свистки мужчин, околачивающихся у входа в термы. Это излюбленное место сбора проституток. Возможно, сегодня здесь успели побывать и ее подруги.

По пути домой ее искушает запах жарящейся уличной еды, но она идет мимо. Вечером она поест бесплатно, а деньги любят счет. Парис открывает ей дверь с таким лицом, будто она сделала прическу с единственной целью досадить ему.

— Тебя вызывает хозяин, — говорит он, сразу же повернувшись к ней спиной.