Дом всех тварей

Но Шацар уже вышел из комнаты. Амти слушала его удаляющиеся шаги и думала, как все невыразимо изменилось. С тех пор, как Амти и остальные вернули девочек, а Шацар молчаливо позволил им стать героями Государства, они могли находиться здесь легально. Адрамаут воспринимал это как большую победу, он даже как-то выступал на телевидении, участвовал в каких-то постановочных дебатах, которые все равно ничего не решают.

Они были спасителями детей, они нашли их и освободили. Любители теории заговора, разумеется, отстаивали свои выводы о том, что все было подстроено с самого начала, сначала видеообращение, потом похищения, а затем триумфальное возвращение в Государство.

А потом были бесконечные интервью для одинаково контролируемых Государством газет, где лишнее слово могло вновь разбить все хрупкое равновесие, которого они с таким трудом достигли. Адрамаут рассказывал всю их историю, все попытки защитить Государство от себе подобных.

Отчасти они, герои и ренегаты, стали такими же предателями своего народа, как Шацар. Мескете убеждала Инкарни Двора в том, что у них есть план, что в Государство они хотят проникнуть как шпионы, двойные агенты.

Амти не была уверена, что Мескете верили, но пока ее боялись, вера и не была так важна.

В один день вместо того, чтобы скрываться, они вынуждены были оказаться в центре внимания. Они вернулись в Государство, Государство их приняло, в качестве спектакля, скандала, а вовсе не в качестве своих полноправных граждан.

Юридически у них все еще не было здесь никаких прав, для них всюду делались исключения, ими интересовались, однако паспорт Амти, вымокший от дождя и снега в ее сумке давным-давно, все еще ничего не значил.

Они могли здесь жить, а может быть даже могли работать, в качестве исключения, подтверждающего правила. Им даже дали квартиры в Государстве, но это гостеприимство ничего не меняло.

Все доводы Адрамаута о том, что среди Инкарни могут быть люди, которые готовы вернуться в Государство, снова жить в обществе и помогать ему, ничего не меняли.

Все оставалось по-прежнему, а они были только персонажами огромной общественной драмы, поводом для резонанса. Настоящие перемены, сказал Шацар, все равно не наступят - эффект от подобного резонанса может быть только кумулятивным, то есть накапливаться со временем при определенной периодичности прецедентов.

Кроме того, людям страшно было иметь рядом фактор вечного риска. Амти видела пикеты, где люди протестовали против их присутствия в Государстве. Ей отлично запомнился один из плакатов, который поднимала вверх худенькая женщина с горящими глазами. Неровно, но вполне ясно на плакате было написано: Только сегодня они спасают наших детей.

Вот и все, простая фраза с подчеркнутым словом "только".

Все было временно и зыбко, все было "только" и все пройдет, это Амти знала. О них забудут, и у них не так много времени, чтобы что-то изменить. Может быть, еще полгода, может год.

Амти видела родителей девочек, которых они спасли, и ей было стыдно смотреть им в глаза.

Ведь если быть совсем точной, их воскресила Яуди. Если быть совсем точной, то они всюду опоздали, везде ошиблись и ничего не добились. Яуди, впрочем, приходилось еще хуже.

Она стала не просто национальной героиней, Яуди стала последней надеждой для всех отчаявшихся и потерявших своих близких. Первое время ей постоянно звонили, постоянно писали - люди плакали в трубку, умоляя вернуть им сыновей, дочерей, матерей, отцов, братьев и сестер, лучших друзей, золотых рыбок, кошек, собак и даже одного, по утверждению просящего, очень хорошего бармена.

Яуди говорила, что именно поэтому она работала в магазине бытовой техники. Она просто не хотела, чтобы кто-нибудь знал, какая у нее магия.

Теперь Яуди скрывалась, пока они были на виду.

Мелькарт пытался снова стать Псом Мира, но его упрямо не брали, видимо, сочтя, что теперь он недостаточно породистый. Они ведь не знали, что половина из них - потенциальные Инкарни. Они все не знали, что Мелькарт их крови, и не такие уж они разные.

Впрочем, Амти полагала, что брать на работу психически нестабильного алкоголика в любом случае не лучшее решение, будь он сосуд невыразимой тьмы или нет.

Мескете большую часть времени проводила во Дворе, убеждая всех, что у Адрамаута, как у мужа царицы, есть план. Адрамаут жил с Маарни в новенькой квартирке, где Маарни не хватало только мамы. Неселим совершил попытку вернуться к жене, которая, казалось, увенчалась успехом. По крайней мере со второго или третьего раза, когда жена Неселима перестала швырять в него предметами за то, что он не вернулся к ней раньше, бросил, обманул и предал корабль семейного быта, как последняя крыса.

Вообще-то Амти считала, что жена Неселима - любящая, сильная женщина. Она приняла его в свой дом зная, что он - Инкарни. Но более того, она приняла его в свой дом, до конца зная, почему он ушел. К работе Неселим, впрочем, так и не вернулся. Он говорил, что не готов, и Амти была уверена - никогда не будет готов.