Дом за порогом. Время призраков

И мы побежали, как ошпаренные, на середину поляны, – Хелен держала над головой свою жуткую руку, а тот человек прыгнул за нами следом и замахнулся топором. Что он подумал, когда мы исчезли, не знаю. В следующий миг мы очутились в гуще карнавала.

В этом смысле с Границами просто беда. Частенько не успеваешь перевести дух. Я еще думал, что меня сейчас разрубят пополам, – и тут меня увлек в танце огромный белый кролик, над головой у которого подпрыгивали воздушные шарики. Кругом плясали и хохотали другие странные персонажи. Я сосредоточился, чтобы не потерять Хелен в толпе, но она была огорошена гораздо больше меня и выпустила мою руку. Отвязаться от кролика я не мог целую вечность. Думал, что уже нипочем не найду Хелен. В полном ужасе проталкивался сквозь хохочущую пляшущую разряженную толпу. В ушах дудела и бухала карнавальная музыка, меня постоянно пытались втащить в хоровод, совали пирожные, тянучки и апельсины, и что я все-таки нашел Хелен – это чистое везение. Она сидела на ступенях уличной эстрады, трясла правой рукой и разминала пальцы.

– Надеюсь, больше так делать не понадобится, – сказала она мне, будто я никуда и не отлучался. – Больно.

– Еще бы, – ответил я. – Спасибо. На, возьми тянучку.

– Да уж, тебе есть за что сказать мне спасибо, – буркнула Хелен, но тянучку взяла. – Еще раз в такое влипнешь – уйду и брошу тебя. Что будем делать теперь?

– Веселиться, судя по всему, – сказал я.

Мы и правда повеселились в этом мире на славу. Потом мы прозвали его «Крима-ди-лима» – так назывался коктейль, от которого все там были такие веселые. Похоже на густой апельсиновый сок со сливками. От него не пьянеешь, а просто становишься довольным и смешливым. Мы его пили, конечно. Там все его пьют, даже младенцы. Нельзя не пить. Его вливают силой. Думаю, те Они, кто играл в старую добрую Крима-ди-лиму, считали, что будет забавно, если держать всех постоянно под хмельком. И все равно приятнее мира я, наверное, не видел – прямо как праздник длиной в месяц.

Поскольку я все время был слегка пьяненький, то научился грубить Хелен в отместку. Оказалось, что именно так с ней и надо. Мы с ней постоянно задирали друг дружку. Я перестал ее бояться, а до этого, честно говоря, побаивался, очень уж она была странная. А еще мне здорово помогло, что в Крима-ди-лиме Хелен постоянно ошибалась. Оказалось, не такая уж она и всезнайка, к тому же она никак не могла понять, что к веселью здесь относятся очень серьезно. Все-таки ее воспитывали слишком строго.

Чаще всего ошибки Хелен были связаны с ее властью над всякой ползучей гадостью. Она твердила, что это как раз не дар, а просто она любит всякую живность. Хелен ее и правда любила. Если мне случалось поругаться с Хелен, а потом хотелось ее успокоить, проще всего было найти какого-нибудь червяка, уховертку или крысу и дать ей. Тогда она заправляла волосы за уши и склонялась над подарком, сияя от уха до уха и приговаривая: «Ой какая красотулечка!»

– Никакая не красотулечка, – говорил я. – Я просто хотел тебя развеселить.

Беда в том, что в мире пьянчужек со змеями и пауками нужно быть очень осторожным, да и со слоновьими хоботами тоже. Местных стариков они вовсе не радовали. За долгие годы у них в организме накопилось столько крима-ди-лимы, что они уже видели змей там, где их нет. Поэтому к настоящим относились без особого восторга.

Мы с Хелен нашли работу в пантомиме, играли переднюю и заднюю половину лошади. Выступали мы каждый вечер на Эспланадо-ди-Популо, пока акробаты переодевались. Ходить в ногу мы так и не научились, но это считалось даже забавным.

Зрители слышали, как мы считаем: «Раз-два, раз-два, меняем ногу, да с левой, дурында!» – и просто падали со смеху.

За неделю мы заработали столько, что смогли купить Хелен новую одежду. Нам пришлось обойти уйму магазинов, потому что в Крима-ди-лиме черного не носят, а Хелен требовала именно черное. В конце концов она взяла их измором. Еще через неделю я тоже смог переодеться из людоедской рубахи, которая уже надоела мне хуже горькой редьки. Мой новый костюм был однотонный, красивого яркого темно-красного цвета. Продавцы считали, что он такой же строгий, как у Хелен.

В честь моих обновок Хелен раздобыла змею, скользкую, черную с ярко-красными пятнами, – тайком от меня. И протащила ее в тот вечер в свой конец лошади (задний). Я узнал про змею, когда она проползла по спине моей красной рубашки. Я высунулся по пояс из передней половины лошади, весь красный, и грязно выругался. Публика визжала от хохота, пока я вытряхивал проклятую змею из одежды, а потом она, шипя, сползла со сцены в толпу. После этого публика визжала уже не от хохота.

– Это же не змея! – заорала на меня Хелен. – Это разновидность ящерицы!

– А мне плевать! Не смей больше так делать! – зарычал я в ответ. – Залезай обратно в лошадь! Левой, правой, левой, правой!

Но нас освистали и прогнали со сцены. И потом чуть не уволили.