Дом Земли и Крови

Запоздалое признание собственной глупости ничего не меняло. Сандриела считала главным виновником не Шахару, а Ханта. По ее мнению, это он втянул Шахару в мятеж и заставил пойти против родной сестры. И когда они обе схлестнулись в поединке – настолько одинаковые лицом и фигурой, что казалось, будто кто-то из них сражается со своим отражением… Вот тут Хант действительно был виноват, что поединок кончился гибелью Шахары.

Микай хотя бы дал ему шанс на искупление. Хант должен доказать свое полное повиновение архангелам и империи. За это с него когда-нибудь снимут татуировку раба. Через несколько десятков или сотен лет, но, если учесть, что старейшие ангелы доживали до восьмисот… возможно, к старости он заслужит себе свободу. Быть может, умрет свободным.

Четыре года назад, едва Хант появился в Городе Полумесяца, Микай предложил ему сделку. За каждого ангела, убитого им тогда на горе Хермон, он должен будет убивать тех, на кого укажет губернатор. «Смерть за смерть, – сказал Микай. – И когда, Аталар, ты полностью выплатишь долг, мы поговорим о снятии татуировки с твоего лба».

Хант понятия не имел, скольких он тогда убил. Но у Микая имелся список. Архангел был в тот день на поле сражения и видел, как Шахара пала от руки сестры-близнеца. Платить полагалось за гибель каждого легионера. Увидев число погибших, Хант сразу задался вопросом: как определить, скольких убил он, а сколько пали от рук других мятежников.

Две тысячи двести семнадцать убитых.

Хант считал, что он один никак не мог положить стольких. Да, он обрушивал молнии, испепеляя целые отряды, но чтобы так много?

Видя его недоумение, Микай продолжал: «Ты был генералом Шахары. Ты командовал Восемнадцатым легионом. Тебе, Аталар, и искупать вину. Не только свою, но и вину всех, кто сражался в твоем предательском легионе». Потом Микай решил немного подбодрить нового раба: «Задача не такая уж невыполнимая. Часть поручаемых тебе миссий потребует нескольких убийств. Веди себя правильно, повинуйся – и ты сможешь достичь этого числа».

И все четыре года Хант старался вести себя правильно. Повиновался. Сегодняшняя миссия довела общее число совершённых им убийств до восьмидесяти двух. Долбаных восемьдесят два трупа.

Предложение Микая было лучшим, на что он мог рассчитывать. Никакой другой архангел не дал бы ему шанса на искупление. И потому этой ночью он беспрекословно выполнил очередной приказ Микая. По той же причине мысли Ханта были отодвинуты далеко на периферию сознания. Тела он не ощущал, а в голове слышался тупой гул.

Микай был архангелом и вдобавок губернатором, назначенным астериями. Для ангелов – король и закон в одном лице, особенно в Вальбаре, находящейся очень далеко от семи холмов Вечного Города. Если Микай считал кого-то угрозой или ему требовалось осуществить правосудие, его единоличного решения было достаточно. И никто не прибудет сюда разбираться и проводить расследование.

Микаю было достаточно приказать. Обычно он приказывал Ханту.

Приказы приходили в конвертах, которые Хант доставал из своего казарменного почтового ящика. На конверте красовался имперский герб. Имени адресата никогда не было. Только четыре буквы «С. И Н. М.» в окружении семи звезд.

Внутри конверта лежала папка с указанием необходимых данных: имен, дат, преступлений и срока выполнения работы, в которой Ханту не было равных. Иногда Микай пояснял, каким способом надлежит убить ту или иную жертву.

Сегодняшнее распоряжение было лаконичным: огнестрельное оружие не применять. Хант отлично понимал подтекст подобных распоряжений: «Заставь их хорошенько помучиться». И он заставил.

– Когда выйдешь из душа, тебя будет ждать пиво с твоим именем на бутылке, – сказала Виктория.

Их глаза на мгновение встретились. Ничего особенного, просто непринужденное, холодное приглашение.

Хант молча прошел дальше, толкнув плечом дверь душевой. Внутри вспыхнул первосвет. Открыв ближайшую кабинку, он включил воду, задав максимальный нагрев, а сам прошел к стенке, где в ряд тянулись раковины умывальников.

Существо, смотревшее на него из зеркала, было похоже на жнеца. Пожалуй, даже хуже.

Весь шлем был забрызган кровью. Кровь попала на лицо серебряного черепа. Она же слабо блестела на мелких кожаных чешуйках доспехов, на черных перчатках и парных мечах за спиной. Отдельные капли попали даже на его серые крылья.

Хант стянул шлем, потом уперся руками в раковину.

Яркое зарево первосвета выпячивало черный терновый венец, вытатуированный на лбу. Кожа вокруг татуировки была бледнее, чем в других местах его лица: не светло-коричневой, а почти белой. Татуировка, с которой он научился жить. Но от взгляда собственных глаз Хант поежился. Остекленевшие. Пустые. Казалось, он смотрит прямо в Хел.

Мать назвала его Орионом, что в переводе с древнего языка означало «охотник». Знай она, кем он станет, вряд ли дала бы сыну такое имя.

От его перчаток на безупречной фарфоровой белизне раковины остались красные пятна.