Дом жёлтых кувшинок

Усилием воли Руфь отогнала назойливый рой мыслей. Орлас не может иметь никакой связи с Мисошем. Эта злобная тварь не способна создать ничего прекрасного. Ей стало легче, луна отпрянула от окна.

Руфь поднялась с постели и, тихо ступая босыми ногами по холодному полу, подошла к кровати мальчика. Орлас спал, раскинув руки и скомкав одеяло. Плечи и грудь его обнажились. Руфь наклонилась, чтобы поправить одеяло, но мальчик вдруг перестал сопеть, и она отстранилась, не желая его будить.

Орлас не проснулся и Руфь получила возможность как следует рассмотреть своего воспитанника, потому что до этого она не обращала никакого внимания на его внешность. А сейчас ей достаточно было одного взгляда, брошенного на спокойное лицо спящего мальчика, чтобы воспоминания из далекого прошлого нахлынули, как океанский прилив.

Если бы волосы у него были чуточку темнее и курчавей…

У Руфи не было ни единого портрета, лишь воспоминания, но она ни секунды не сомневалась: в кровати ее потерянного внука Лия спал ее сын Керк, тоже безнадежно потерянный, но уже дважды: не только по вине Мисоша, но и по вине времени, которое немилосердно старит людей.

Образ темноволосого мальчугана с блестящими глазами стойко держался в изможденной памяти женщины.

— Как же он похож на Керка, — прошептала она.

— Тетя, что с тобой? Почему ты плачешь?

Руфь и не заметила, что Орлас проснулся и удивленно глядит на нее.

— Нет, что ты, я не плачу, — проговорила она, украдкой вытирая со щек две влажные полоски. — Спи, милый, спи…

— И ты тоже, — улыбнулся Орлас.

— И я тоже, — поцеловав его в лоб, Руфь легла в свою постель, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. И тут она услышала голос Орласа. Тот сказал:

— Спокойных снов, мама.

Что-то сдавило грудь Руфи, и слезы неудержимо хлынули у нее из глаз. Женщина давно неосознанно жаждала, чтобы Орлас назвал ее мамой, и вот это, наконец, случилось. А сама она уже давно любила его сильнее, чем собственного сына.

Долгая дорога домой

— Ну что ж, раз так, не стоит терять время, — сказал Жук, нахмурившись. — Честно сказать, я надеялся, что твой папаша все же приедет! Он что, не любит тебя?

— Что значит — не любит?! — возмутилась Соня и тут же замолчала, задумавшись: а ведь правда, Фил ее нисколечко не любил, постоянно бурчал и вот теперь бросил на произвол судьбы… Но — нет! Там, дома, наверняка что-то произошло, иначе Анжела во что бы то ни стало послала бы отца за ней, даже если для этого ей пришлось бы надеть ему на голову ведерко с рыбой.

— Идемте же, — бросил Жук, поднимая воротник куртки.

Потемнело, улочки сузились. Из-за тишины и неподвижности воздуха казалось, что городок совершенно пуст и в нем никто не живет. Но вот кое-где в окошках стали появляться огни, люди готовили ужин или смотрели по телевизору «Шоу энергичных кошек» и знать не знали о каком-то Мисоше, упырях и воющих псах.

— Сейчас бы рыбных тефтелек, — мечтательно проговорил Алекс.

— Успеешь, — отрезал Жук, но тут же сам потянул носом — из форточек долетал аппетитный запах. У Жука забурчало в животе.

— Ребята, вы идите домой, я одна… — робко сказала Соня.

Тимпов и Жук спохватились и примолкли, больше не заглядывая в окна.

Вот уже показалась хижина старухи Грипл, это значит, что Ихтиандр кончился, дальше начиналась лесная дорога, ведущая к озеру и дому Маршалов.

— Хоть бы Грипл не вылезла, — сказал Алекс так, что было ясно: ему крайне интересно посмотреть на старуху.

— Грипл-грипл! — донесся визгливый голос.

Грипл стояла на дворе, похожая на обвешанный тряпьем вопросительный знак. Седые космы закрывали ее лицо, наружу торчал лишь крючковатый нос.

— Ходите, бродите! Ничего, скоро сквозь землю провалитесь.

Ребята шли молча. Алекс едва сдерживал смех, и старуха, любящая внимание, сердито хлопнув калиткой, выползла на дорожку:

— Куда намылились? Грипл-грипл!

— Уйди, Грипл, мы тебя не трогаем, — сказал Жук, зевнув.

— Не трогаете, — взвизгнула старуха и расхохоталась. — Грипл-грипл! Ой, повеселил. Посмотрела бы я на того, кто посмел бы тронуть меня. Куда прётесь, молокососы?

Колючие глаза Грипл вцепились в ребят, обыскали их с ног до головы и остановились на Соне.

— Дивчонка, — хрипло проговорила старуха. — Я тебя здесь раньше не видела. Кто ты?

Костлявая рука вдруг провела по щеке Сони, девочка в ужасе отскочила.

— Не трогай ее, Грипл!

— Ты, Тимпов, лучше закрой ротик, а не то… — Грипл защелкала сухими пальцами, похожими на корни старого дерева. — Любишь своего папочку, а? Грипл-грипл!

Алекс побледнел.

— То-то, — Грипл снова повернулась к Соне. — Ну и кто же ты?

Лицо старухи напоминало высохший в холодильнике лимон — коричневое, морщинистое, в многочисленных оспинах.

— Это Соня Маршал, — сказал Жук. — Она живет на озере. Пропусти нас, Грипл!

— Соня Маршал… — прошамкала старуха.

С Грипл что-то происходило: она то скрючивалась до невозможного состояния, то вдруг распрямлялась так, что пряди нечесаных волос подскакивали в воздух, как клубки седых змей.

— Соня Маршал… Зайди ко мне в дом.