— За ухом чесать не дамся! — шипит тот. — Я не из этих!
— Немножко сплетен, как вы любите, — улыбается Полчек. — С чего начался это погром?
Бродячие табакси чудовищно любопытны, обладают отличным зрением, слухом и чутьём и всегда в курсе того, что творится вокруг.
— Десять куспидатов! — внезапно выпаливает котёнок, и сам обалдевает от своей наглости.
— За десятку серебром я куплю столько табакси, что смогу сшить шубу из хвостов. Один.
— За один куспидат я нассу тебе в сапоги! Восемь.
— За восемь я почешу за ушами твою мамку и всех отцов прайда. Два.
— Да я сам твою мамашу за ушком чесал! Шесть!
Сошлись на четырёх. Полчек знает, что переплатил, но подросток табакси оказался действительно ценным свидетелем.
— Вот здесь всё и случилось, лысень! — заявил он, нервно дёргая обкусанными по краям ушами.
У Полчека длинные, до плеч, слегка седоватые волосы, часть шевелюры заплетена в косички, украшенные разноцветными бусинами материализованных заклинаний, но для табакси все, кто не покрыт шерстью целиком, — «лысни».
— Я как раз на той крыше сидел. Смотрел… Ну, на всякое.
— Где чего плохо лежит ты смотрел, — отвечает Полчек.
— Не без того, — ничуть не смущается котёнок. — Жизнь такая. Своей миски нету.
— И что же ты увидел такого, за что хочешь аж четыре корпорских куспидата?
— Хочу я десять. Но ты жадный лысень. Все лысни — жадюги бесхвостые.
— Больше четырёх не дам.
— Ну и грунг с тобой. Мелкий противный зелёный грунг. Такой же лысый, как ты! — табакси изобразил рыжим хвостом неприличную загогулину.
— Рассказывай, киса, а то и четырёх не получишь, — строго велел Полчек.
— В общем, вот тут, перед таверной отжигал Нюхопёс.
— Кто?
— Ну, один парень, его тут все знают. Так-то он из гильдии нищих, но вообще дико талантливый. Такой рэп мочит, вау!
— Зачем он мочит репу? — удивился Полчек.
— Рекламно-Эмоциональная Поэзия, РЭП, — пояснил снисходительно рыжий табакси.
Котёнок продекламировал нарочито гнусаво, дёргаясь так, как будто ему тролль на хвост наступил.
— Ну, разве не круто?
— Нет, — пожал плечами Полчек. — И рифма так себе, и размер страдает.
— Сам ты страдаешь, лысень! — презрительно фыркнул табакси. — Нормальный текст. Нюхопёс, когда начинает задвигать про свою ногу, то всех вокруг реально кроет. Хошь не хошь, а монетку отдашь. Рэперы однажды станут знаменитыми, как Мья Алепу!
— Мья была оперной певицей. Это высокое искусство.
— Вот увидишь, лысень, улица ещё придёт на сцену!
— Упаси нас Вечна, — фыркает Полчек, — так что там с ногой у твоего Нюхопса?
— Ну, так-то с ногой у него всё норм, но монету он сшибает как одноногий.
Котик снова задёргался.
— Это сколько же ему лет должно быть, если он Диаэнкевал брал? — удивился Полчек.
— Ничего он, конечно, не брал, кроме денег! И деревянная нога — иллюзия. Но когда он начинает читать, никто устоять не может. Талант!
— Ладно, давай к делу, блохастый.
— Чо сразу «блохастый»? — нервно почесался табакси. — В общем, Нюхопёс был в ударе, я прям заслушался. А одна девица аж сомлела: побледнела вся и по стеночке, по стеночке — брык! И озябла. Нюхопёс к ней, а она как заверещит! Тут у него нога деревянная и исчезла. Я уж думал, ему щас навешают, но тут такое началось! Все иллюзии, какие были на променаде, как дракон языком слизал! В таверне матросы как увидели, что им Старый Гориг вместо пива наливает, а главное — откуда… Сразу всем стало не до Нюхопса с его ногой.
— А что за девица?
— Да какая-то, — отмахнулся котёнок. — На птаху по одежде похожа, только совсем молодая.
— И куда она потом делась?
— Без понятия, лысень. Гони мои куспидаты.
— Ты хотел десять?
— Хотел. Но ты же не дашь?
— Десять не дам. Но могу докинуть парочку.
— Пять!
— Не наглей. Три.
— Три и половину!
— Три и подзатыльник.
— Ладно, три, жадюга.
Табакси не так хороши в поиске, как овлинги или двоедушники, но перепуганная девушка оставила за собой такой отчётливый след паники с ноткой безумия, что уже через полчаса вздыбивший шерсть на загривке котёнок уверенно показал рыжей лапой:
— Там она!
Прибрежная таверна из самых распоследних, дыра дырой, место, где с одинаковой вероятностью зарежут как за кошелёк, так и за его отсутствие, стоит на сваях над водой, но её край заходит на берег. Между дощатой платформой, образующей скрипучий пол таверны, и песком грязного пляжа осталась тёмная узкая щель. Полчек присел на корточки и заглянул. В узком замусоренном пространстве сильно пахнет йодом, гниющими водорослями, пролитым пивом и тухлой рыбой. Девушка забилась так далеко и свернулась так плотно, что никак не достать. Глаза закрыты, колени прижаты к подбородку, дыхания не слышно.