Как безжалостны порой бывают люди! Что за непонятная, неистребимая жестокость — вонзить лезвие в чье-то сердце и с наслаждением повернуть его, чтобы было побольнее…
Ах, разве дело только лишь в Попрыгунье? Пусть сплетничает, клевещет, вмешивается в чужую жизнь, чем же ей еще жить, если своя жизнь пуста?
Дело совсем, совсем в другом. Неужели это все правда? Неужели Алексей обманывает ее? Он, не признававший никогда никаких хитростей, никаких лукавых уловок?
Неужели Степаша, девочка, которая, как говорил Алексей, прочно прописалась в ее сердце, правдивая и откровенная, словно ребенок, просто-напросто коварная, нечистая тварь, и ее нужно немедленно, не раздумывая, гнать из дома?
Еще совсем недавно, дня четыре, что ли, тому назад, она, Марина, выговаривала Степаше:
— Сколько так можно? Почему ты не готовишься в университет? Ты же собиралась снова подавать в университет? Или решила весь век просидеть в своей «Заре»?
Степаша, натянув на щетку капроновый чулок, обмахивала стены и потолок кухни. Она стояла на табуретке, голые смуглые ноги, на коленке продольная царапина, вечно она падает, сама признается, может ни с того ни с сего хлопнуться о землю на ровном месте, косынка съехала набок, открыв маленькое, крепкое ухо. Девочка, да и только, на вид и семнадцати не дашь…
— Конечно, собиралась, — ответила, — только до того трудно заниматься, если бы вы знали, я и так никогда не высыпаюсь…
Голос Степаши звучал жалобно, и Марина силой заставила себя не растрогаться.
— И все же выбирай время, готовься, после сама будешь довольна…
— Да я знаю, — согласилась Степаша, — разумеется, буду довольна.
— Интересно, а что мама тебе говорит? Как она считает?
Степаша ответила хмуро:
— Ничего она не считает. Ей со своими бы делами впору управиться…
— Зачем ты так говоришь? — упрекнула Марина.
— Говорю правду, — сказала Степаша, — думаете, если я так говорю, то не люблю маму? Я ее очень люблю, просто что есть, то и есть…
И снова принялась обметать пыль со стен и потолка.
На следующий вечер, когда Марина с Алексеем сидели дома, Степаша уже поздно заявилась к ним, пояснила:
— Была в кино неподалеку от вас. Ну как не зайти?
— Правильно сделала, — одобрила Марина.
Алексей спросил:
— С кем ты была?
— С толстой Инной.
Степаша залилась смехом.
— Можете себе представить, влюбилась в…
Степаша назвала имя одного из самых популярных артистов кино.
— Каким-то путем узнала его адрес, часами выстаивает под окнами, пишет ему длиннющие письма, которые он, надо думать, и не читает вовсе. Но Инна не сдается, пишет и пишет, подстерегает его, когда он играет в Театре киноактера, садится в машину, а она обсыпает его цветами, как невесту…
Степаша смеялась, закинув голову. В свете лампы бледно-лиловым отблеском лучился речной жемчуг на ее шее, мелкие и острые, как у грызуна, зубы тоже почему-то казались слегка лиловатыми…
— А ты злючка, — сказала Марина.
Степаша широко раскрыла глаза:
— Кто? Я? Чем же?
— Высмеиваешь беспощадно подругу, с которой вместе живешь, даже вместе в кино ходишь…
Степаша немного смутилась, Марине показалось, что она даже покраснела то ли от стыда, то ли от досады, но врожденная правдивость сказалась и на этот раз:
— Может быть, злючка, только совсем немного.
— Не так уж немного, — вмешался Алексей, — на твоем месте я бы никогда не пошел в кино с этой Инной, раз она тебе не по душе.
— А я нарочно пошла именно с нею, — сказала Степаша. — Очень трудно было достать билеты, никому не удалось, а мне случайно достались два билета, и все девочки ждали, кого я возьму с собой, а я взяла Инну.
— Почему именно ее? — спросила Марина.
Степаша ответила, глядя попеременно то на Марину, то на Алексея:
— Я хочу, чтобы она была обязана мне.
— Как? — переспросила Марина. — Повтори еще раз.
— Я хочу, чтобы Инна была обязана мне, — повторила Степаша.
— Если можешь, поясни, что это значит, — сказал Алексей.
— Это значит, когда-нибудь, если мне что-нибудь будет нужно, я ей припомню и она не откажет мне, не сумеет отказать…
— Ну и ну, — заметил Алексей, — уж ты скажешь! Во-первых, можно подумать, что твоя Инна необыкновенно всесильная и всемогущая особа…
— А все же, — начала было Степаша, но Алексей строго прервал ее:
— Не перебивай меня, выслушай до конца! А во-вторых, все это звучит как-то невкусно.
— Что звучит невкусно? — спросила Степаша.
— То, что ты сказала.
— Это про то, что я хочу, чтобы она была обязана мне?
— Вот именно. А тебе что это, нравится? Согласись, препротивные слова, недостойные порядочного человека.
— Разве я непорядочный человек? — обиженно произнесла Степаша. — Вы не думайте, я очень порядочный.
— В таком случае, зачем же ты говоришь такое вот? Неужели это красиво, по-твоему?
Степаша, не отвечая, опустила голову. Брови ее сошлись на переносице.
— В общем, конечно, некрасиво.
— Хорошо, что сама понимаешь, — сказал Алексей.
Степаша подняла голову:
— Больше не буду, честное слово, никогда так не буду говорить…
— И не надо, — ответил Алексей, — заруби себе на своем курносом носу, так даже думать не следует…