Она как будто таким образом лучше узнавала меня – через то, как у меня голова устроена. Это напоминало движение по лабиринту: нужно проследить все изгибы и повороты, чтобы понять, откуда я начал, и меня удивляло, что Джесс охотно тратила на это время. Наверное, я не придавал особого значения тому, что моя мама платила ей за встречи со мной, по крайней мере, пока этот идиот Марк Магуайр не сказал так в пиццерии. Но все равно непохоже было, что она сидит и считает минуты, сколько еще ей терпеть мое общество. Вы бы сами это поняли, если бы увидели ее.
Больше всего мне нравились занятия с Джесс, когда мы учились приглашать девушку на танец. Мы сидели в кафе «У Венди», потому что шел дождь и он застал нас врасплох. Пока он не прекратится, Джесс решила перекусить, хотя в таких кафе мало еды без глютена и казеина. Я заказал две печеные картофелины и салат без заправки, а Джесс взяла чизбургер.
– Тебе нельзя даже картошку фри?
– Не-а, – сказал я. – Все дело в соусах и масле, на котором ее жарят. Из всех закусочных безглютеновая картошка фри есть только в «Хутерс».
Джесс засмеялась:
– Да, я не поведу тебя туда. – Она посмотрела на мой печеный картофель без соуса, на салат без заправки. – Тебе нельзя даже немного сливочного масла?
– Нет, только соевое. – Я пожал плечами. – К этому привыкаешь.
– Значит, для тебя это… – Джесс повертела в руках чизбургер, – поцелуй смерти?
Я почувствовал, что заливаюсь краской. О чем она говорила, мне было непонятно, но, услышав от нее слово «поцелуй», я сразу ощутил, будто не кружок огурца съел, а бабочку проглотил.
– Это вроде как аллергия.
– А что случится, если ты его съешь?
– Не знаю. Буду легче расстраиваться, наверное. Диета просто работает почему-то.
Джесс посмотрела на булочку и сняла с нее зернышко.
– Может, мне тоже завязать с этим.
– Тебя ничто не расстраивает.
– Мало же ты меня знаешь, – ответила Джесс, потом встряхнула головой и вернулась к теме дня. – Ну давай. Приглашай меня.
– Гм… – промычал я, глядя на свою картошку, – так ты хочешь потанцевать со мной?
– Нет, – ровным голосом произнесла Джесс. – Тебе нужно постараться и как-то заинтересовать меня.
– Я… гм… я хочу потанцевать, и, раз уж ты тоже здесь…
– Бла-бла-бла, – перебила она.
Я заставил себя посмотреть ей в глаза:
– Кажется, ты единственная, кто понимает меня. – Я тяжело сглотнул. – Когда я с тобой, мир перестает быть неразрешимой проблемой. Прошу тебя, потанцуй со мной, – сказал я, – потому что ты моя музыка.
Джесс разинула рот.
– О, Джейкоб, да! – закричала она, а потом вдруг вскочила с места, подняла меня и обхватила руками.
Я почувствовал запах дождя в ее волосах и совсем не возражал против того, что она вторглась в мое личное пространство и находится совсем близко. Мне это понравилось. Так сильно, что вы понимаете последствия: мне пришлось отодвинуть Джесс от себя, пока она не заметила или (еще хуже) не почувствовала, как это твердое упирается в нее.
Сидевшая напротив нас пожилая пара заулыбалась. Я понятия не имел, что они о нас подумали, но шансы ребенка-аутиста и педагога по социальным навыкам были невысоки. Женщина подмигнула Джесс:
– Похоже, этот чизбургер ты не забудешь.
Я многого не забуду из того, что связано с Джесс. Искристый пурпурный лак на ее ногтях в тот день. И как ей не понравился соус барбекю. И ее смех – не тонкий и нежный, а будто поднимавшийся прямо из живота.
Так много времени мы проводим с людьми поверхностно. Помним, что было весело, но ничего конкретно.
Я буду помнить о Джесс все.
Оливер
Когда мы с Джейкобом и Эммой добираемся до стола защиты, зал суда уже полон. Хелен Шарп просматривает свои записи.
– Комната смеха отличная, – говорит она и бросает на меня косой взгляд. – Самой захотелось бы там посидеть.
Комнатой смеха она называет зону для сенсорных перерывов, устроенную в задней части зала суда. Там повешены тяжелые звукозащитные шторы, которые отгораживают ее от галереи. Внутри резиновые мячи с пупырышками, подушки с вибрацией, лавовая лампа и что-то напоминающее длинные языки ткани в автомойке. Эмма клянется, что все это – приспособления, способствующие успокоению, но, по-моему, они с тем же успехом могли бы быть частью набора фетишей для съемок порно.
– Если вам выпадет случай попросить о чем-то волшебника, Хелен, начните с сердца, – предлагаю я.
Бейлиф призывает нас к тишине. Мы встаем, приветствуя появление в зале судьи Каттингса. Он бросает взгляд на четыре камеры, установленные в зале:
– Я хотел бы напомнить журналистам, что они находятся здесь по моему решению и оно может быть пересмотрено в любой момент при малейшем вмешательстве в судебный процесс. То же относится к сидящим на галерее – никакие нарушения порядка в ходе судебного разбирательства не допустимы. Советники, прошу вас подойти.
Мы с Хелен подходим к судье.
– Учитывая опыт предыдущих закрытых сессий, – говорит Каттингс, – я подумал, будет разумно проверить все, прежде чем мы начнем. Мистер Бонд, как ваш клиент чувствует себя сегодня утром?
«Как? – думаю я. – Он на суде по обвинению в убийстве. Но, помимо этого, он чувствует себя отлично».