Имоджин резко встала и подошла к камину. Вы, должно быть, подумали, что она хотела погреться у теплой стенки, ибо её пробил озноб от ужасной новости. Но, — простите, что напоминаю, — на дворе стоял жарчайший май, и, невзирая на опустившуюся тьму, прохладней не стало. Кондиционер работал на полную катушку, и кирпичный камин был самой холодной вещью в комнате.
В этой позе комбинация Имоджин особенно бросалась в глаза. Мне даже показалось, что она выскользнула ещё больше. Добрых три сантиметра белых кружев выглядывали из-под синей юбки. Я отвел глаза и как можно мягче спросил:
— Имоджин, что вы запомнили из тех записей?
— Вообще-то мне в память врезалась только запись с Орвалом. К остальным я не очень-то прислушивалась, — она передернула плечами и поморщилась. Да уж, подобные аудиосеансы не назовешь приятным развлечением.
— И вы ничего не помните?
— Я же сказала, что не прислушивалась к остальным. Это отнюдь не так интересно, как вам кажется.
Тон Имоджин вдруг сделался враждебным. Может, она расстроилась из-за того, что я не оправдал её надежд, не закопав треклятые кассеты где-нибудь в горах? Или она вообразила, что мое любопытство к порнографическим пленкам не ограничивается сугубо профессиональным интересом.
— Послушайте, если вы что-то вспомните, это могло бы помочь…
Все тщетно. Имоджин не слушала. Она медленно, задумчиво проговорила, не дав мне закончить:
— Раз вы не брали пленки, значит, вы ничего не знали, пока я вам не выболтала. Теперь понятно, почему у вас был такой потрясенный вид.
Я неприятно удивился. Значит, это каменное выражение на моем лице… Так, придется поработать над ним.
— Ну, я бы не сказал, что был так уж сильно потрясен… Но Имоджин интересовало другое.
— Хаскелл, теперь вы обо всем доложите в полицию, да?
Пришлось сказать ей правду.
— Не уверен, что смогу хранить это в секрете…
— Вы не посмеете! — выпалила она. — Филлис вовсе не была стервой! Она лишь допустила маленькую ошибку, и все!
Маленькую, но роковую.
— Сделаю все, что в моих силах, но обещать ничего не могу, — сказал я.
Имоджин снова села рядом со мной. В кино это обычно означает, что сейчас симпатичная сестра жертвы пустит в ход некие женские уловки, чтобы склонить частного детектива черт знает на что. Ну что ж, я, в общем-то, не возражаю.
Однако, Имоджин сидела как истукан и явно не собиралась придвигаться поближе. Просто в упор смотрела на меня своими прекрасными, зеленовато-карими глазами с золотистыми крапинками.
— Хаскелл, — голос её срывался. — Умоляю, не говорите Верджилу, умоляю! Пожалуйста, помогите мне выяснить, кто виноват в смерти Филлис, не изваляв её имени в грязи. Я заплачу вам все, что положено, я просто не могу допустить, чтобы её репутация была загублена.
Нет, испытание красивыми глазами, пожалуй, покруче испытания женскими уловками.
— Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие! — с готовностью отчеканил я.
Вообще-то, я и так собирался продолжать работу над этим делом, за плату, или за так. Это мой долг перед Филлис. Хоть у неё и обнаружилось странное хобби.
Имоджин просияла.
— Если вы работаете на меня, тогда все сказанное вами ранее вступает в силу?
Я что-то потерял нить.
— Ну все, что вы утром говорили перед домом Филлис. О конфиденциальности. Раз я вас нанимаю, то вы обязаны хранить в секрете то, что я вам сказала, правильно?
Ага. Вероятно, Филлис — не единственная умная женщина из рода Мейхью. Весь ужас в том, что ляпнул-то я не подумав. Так, в голову что-то ударило. На самом деле, эти красивые словечки про конфиденциальность пригодны лишь для адвокатов. Ежели меня поймают на том, что я скрыл от властей факты, касающиеся убийства, я окажусь в том, что мой отец именовал собачьим творчеством.
— Буду стараться. Хотя не уверен, что получится.
Имоджин помрачнела.
— Но обещаю, — быстро добавил я, — если мне все-таки придется все рассказать, то сначала я предупрежу вас.
Имоджин снова просияла и снова подскочила к камину. И, разумеется, предоставила мне любоваться своей комбинацией. Эта скользкая шелковая штуковина сползала все ниже. Теперь она выглядывала сзади почти на три пальца.
— Ну что ж, — вздохнула гостья. — Пожалуй, мне пора. У родителей сегодня собирается вся семья. Дядюшки, тетушки, кузины, кузены. Сто лет уже их не видела. Это хорошо — встретиться, посидеть, только повод грустный, она моргала, глотая слезы. — Господи, как странно, все съедутся, а Филлис не будет.
Я не мог передать, как ей сочувствую. А ещё не мог избавиться от картины, как Имоджин входит в дом своей матери. Вся огромная семья в сборе. Все они повернули головы и смотрят на нее.
И видят торчащую комбинацию.
Было бы жестоко не подсказать ей. Но как? Как это сделать потактичнее, чтобы не оскорбить, не ранить? Моя матушка, да будет ей земля пухом, в подобных ситуациях поступала очень эксцентрично. Она делала большие глаза и говорила жертве громким театральным шепотом: На юге идет снег. Да, матушка моя была весьма изобретательна. На все-то у неё находился эвфемизм.