Домашние Жучки

И вчера днем я все-таки дал себя убедить в этом. Будем считать, что месяц май — отныне самый что ни на есть летний месяц. Жаркое, знойное, одуряющее лето — вот что такое май. А посему с утра пораньше я извлек из кладовки кондиционер. Затащил его наверх, сунул в окно, закрепил как полагается, воткнул шнур в розетку, щелкнул выключателем и отправился разбирать почту (так я именую груды счетов, с завидным постоянством оказывающиеся в моем почтовом ящике). Пока я уныло изучал счета, этот стервец кондиционер и сотворил гнусную лужу.

Я не замечал лужи, пока она не подобралась к моим ботинкам. Тогда я, разумеется, бросился на поиски какого-нибудь сосуда, чтобы остановить потоп. Ведра в пределах видимости не обнаружилось, зато я увидел горшок, довольно маленький, и к тому же в нем рос филодендрон, но и на том спасибо. Кроме того, нет худа без добра — растение все равно давно нужно было полить. И, как назло, в самый неподходящий момент появилась Рута.

Я решил, что в моих интересах изложить как можно более краткую версию событий.

— У меня, наверное, сломался кондиционер, и теперь тут ужасный бедлам… — с достоинством сообщил я. — Как раз собирался подставить вот это, — тут я помахал горшком с филодендроном, — чтобы вода не лилась на пол.

Должно быть, взгляд черных глаз Руты все же смутил меня, поскольку для вящей убедительности я протянул в её сторону злосчастное растение. Наверное, я надеялся, что филодендрон замолвит за меня словечко.

Но по лицу Руты я понял, что свидетельское показание филодендрона не произвело на неё должного впечатления. Она вновь потрясенно уставилась на лужу.

Я проследил за её взглядом и вопросил светским тоном:

— Дикий бедлам, правда? — Я чувствовал, что повторяюсь, но ничего более умного придумать не мог. — Эта железяка устроила целый водопад, — я говорил немного громче обычного, поскольку Рута до сих пор стояла по ту сторону двери.

Она наверняка подумала, что я пытаюсь перекричать сомнения, возникшие у неё по поводу моей истории. Она по-прежнему молчала и таращилась на меня во все глаза.

А, может, эта женщина не умеет обращаться с дверью? Что, если это сложное устройство выше её разумения?

И тут — благодарение небесам! — кондиционер испустил очередную порцию влаги: две жирных капли шмякнулись на пол с непередаваемо прекрасным чавкающим звуком. Рута проводила капли завороженным взглядом, дважды энергично мигнула, откашлялась и спросила:

— Вы Хаскелл Блевинс?

Может быть, у меня слишком богатое воображение, но мне показалось, что в голосе Руты прозвучала надежда услышать отрицательный ответ. Неужто она не знает, кто я? Даже если Рута ни разу не встречала меня в городе, на стекле моей двери, прямо перед её носом, красовалась роскошная надпись. Огромные буквы гласили:

ХАСКЕЛЛ БЛЕВИНС И Со.

ЧАСТНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ

Выглядела табличка очень модно, и все такое прочее, но бессовестно врала. Приставка рядом с моим именем — целиком и полностью инициатива художника. Он объяснил, что так выглядит солиднее, словно я представляю большую и серьезную фирму, «Макдональдс» там или «Ай-Би-Эм». И так он, бедный, старался, что у меня язык не повернулся заставить его стереть эту бессовестную ложь.

Мои глаза помимо воли сверились с надписью, прежде чем я ответил Руте.

— Совершенно верно, я Хаскелл Блевинс!

И чуть было не добавил: «А кто же еще, по-вашему, мастер по ремонту кондиционеров, что ли?» Но вовремя прикусил язык. Зачем отпугивать потенциального клиента.

Рута тоже скосила глаза на надпись. Хотя она по-прежнему не сделала попытки открыть дверь и проникнуть внутрь, а продолжала торчать на лестничной площадке, медленно читая буквы. Могу поклясться, что в этот момент у неё шевелились губы.

Я все больше склонялся к тому, что Рута была далеко не семи пядей во лбу.

Не отрывая взгляда от надписи, она, наконец, сказала:

— Так это вы, значит, раскрыли цыплячье убийство?

В каждом слоге сквозило недоверие.

Я кивнул. Она говорила о моем последнем деле. Это случилось несколько недель назад и не имело ничего общего с истреблением домашней птицы. Речь шла об убийстве владельца гигантской птицефермы, расположенной примерно в тридцати милях от Пиджин-Форка. И я действительно его раскрыл. По правде говоря, после того, как все завершилось, я чертовски гордился собой — до того самого дня, пока не услышал, как народ между собой называет этот случай «цыплячьим убийством». Так у кого угодно можно выбить почву из-под ног.

Рута потрясла кудрявой головой, словно пыталась вытряхнуть из неё что-то лишнее.

— Вы? Так это были вы?

Я уже привык к подобной реакции. Похоже, каждый, кому пришлось карабкаться по моей лестнице, ожидает здесь встретить Ниро Вульфа или, по меньшей мере, Арчи Гудвина. А вместо этого видят меня — обычного тридцатичетырехлетнего парня с рыжими волосами. С обычным лицом, обычной фигурой, обычным ростом. Единственное, что есть во мне необычного — это россыпи веснушек на лице. Если бы веснушки имели хоть какой-нибудь вес, я бы таскал на себе тонны четыре лишних.