Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях

«И муж бы ее Вахромеевой не сказывал того, что она к нам хаживала, и что мы ведаем, что они поехали к Костроме; чтоб в одно слово говорили, что жена, тоб и муж сказал. А как в словах разобьются, так худо будет. И про тоб не сказывал, что муж-от Вахромеевны в ту пору, как мы сидели заперты в Верху летась, так он от попа прихаживал с словами к Вахромеевой, и письмо одинова принес к ней; чтоб этого не сказал. Ведь нет этому свидетеля: только они два. Только мочно, мужу Вахромеевнину это молвь ты, чтоб про сие не поминал, не про деньги, что с ними к попу послали денег 10 рублев; (будто) он давно просил, будто у него то заимовал. Уж ты вычитаи хорошенько письма. Да только мочно, этак про все Вахромеевной молвь ты, как писано: буде о чем спросят, так бы этакой ответ давала; а буде не спросят о чем, так бы и не поминала. А хотя и про иное про што и спросят, так бы, нет доводчика, так можно в том слове умереть».

«Пуще всего, писем чтоб не поминала… Для Бога, ты этих слов никому не сказывай, о чем писано, что с ними говорить; не верь ни в чем, никому, ни родному. И Дарье б кто молвил, чтоб не торопилась, чтоб писем не поминала, что ко мне писывали. Также бы, любо спросят про то: не видала ли попа в Верху? так бы сказала, что одно, что хочу умереть, ни знаю, ни ведаю… Буде и прото спросят; не хаживал ли кто к нам сюды баб и мужиков? крепкоб говорили, что никак… ни кто не хаживал… Пожалуй, для Бога, прикажи всем им, которые сидят, как здесь писано, чтоб ни себя, ни меня, ни людей не погубили. Молились бы Богу, да Пресвятой Богородице, да Николаю чудотворцу; обещались бы, что сделать. Авось ли Господ Бог всех нас избавит от беды сей… Пошли ты по Толочанова, да распроси ты хорошенько про старицу и про то, что она доводит в чем на попа, и на царицу, и на меня. Доведайся о всем, да отпиши. А как Василей на перемену придет в четверг, так с ним в ту пору писем не посылай, осматривают их. Помилуй Бог, как найдут… Призови ты к себе завтре Агафью Измайловскую… Ты ей молвь: что де ты хоронишься? от чего? До тебя де и дела нет. А коли бы де и дело было, где де ухорониться от воли Божией!.. Ты молвь ей: помилуй де Бог от того! А как бы де взяли, так бы де вы, чаю, все выболтали: как хаживали, и как что, и как царевен видали. Не уморя де для Бога! хоть бы де взяли и вам бы де должно за них, государынь, и умереть. Не поминай де ты и про то, что письмы от Татьяны и от Дарьи нашивали. Ведь де нет свидетеля на то…» Ономедни с нею посылала денег два рубли на подворье, зашито в мешке; к нему. И про этоб не сказывала: нету на это свидетелей; отнюдь бы не сказывала, что к нам хаживала… Опять повидайся ты с Яшкою… Я велела к тебе им заехать. Разговорись с ним, как его имали, в чем? Да и про то молвь: помилуй де Бог! Как бы стали расспрашивать, так бы де вы много наболтали. Вам бы де и умереть надобно за них; ведь де нет свидетелей прямых. Будет де и присылали про то: что какие горшки нашивали? так де (бы) сказали, что в Верху варили ходатая; а про иное б и не поминали. Хотяб де и спросили: что не нашивалиль де писем? так бы де сказали: хоть умереть в том, что не знаем ничего, ни ведаем. А буде не спросят, так нечего ж говорить ни про что, о чем не спрашивают. Поговори им гораздо от меня про сие: хоть бы умереть, а слов бы не было: нет свидетеля. А для того про это пишу: ради всякого времени. Иногды и не в том попадутся, в деле, а про иное наболтают. И Дарье про то молвь, чтоб не сказывали тех врак, что про старца Агафья ей сказывала и куды де она Ваську посылала. О чем не спрашивают, не веди того врать; о чем и спрашивают, так в чем нет свидетелей, так нечего и говорить. Чтоб моего имени не поминали. И так нам горько и без этого!»[75]

Да, в это время, в это последнее время теремной жизни вообще, терему действительно было горько. Искореняя старых друзей терема, стрельцов, Петр вместе с тем разрушал мало помалу и самое здание терема.

Известно, что после стрелецкого розыска царевна Софья и Марфа были пострижены в монахини, одна в московском Новодевичьем монастыре, где и прежде содержалась, другая в Успенском девичьем, в Александровской Слободе. Пред кельями Софьи по повелению царя было повешено 195 человек стрельцов. У самых окон висели трое с челобитными в руках. Князю Ромодановскому царь дал собственноручное наставление: кого пропущать к Софье: «Сестрам, кроме светлой недели и праздника Богородицына, который в июле живет (храмовой праздник монастыря), не ездить в монастырь в иные дни, кроме болезни (Софьиной). Со здоровьем (спрашивать о здоровье) посылать Степана Нарбекова или сына его, или Матюшкиных; а иных, и баб и девок не посылать; а о приезде брать письмо у князя Федора Юрьевича (Ромодановского). А в праздники, быв, не оставаться; а если останется, до другого праздника не выезжать и не пускать. А певчих в монастырь не пускать: поют и старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют: спаси от бед», а в паперти деньги на убийство дают.