Домашний огонь

Поздний осенний вечер, дыхание зимы ощущалось уже явственнее, чем воспоминание о лете. Холод закрался под неправильно выбранную куртку, мурашки побежали по коже. Небо слегка розовело от местного освещения, размытого облаками. Во внешнем мире чуть добавлено громкости. Впервые он понял, каким необычным слухом наделен, когда спросил учителя, почему в туманные дни самолеты гудят сильнее, а учитель ответил, мол, ничего подобного. И одноклассники посмеялись над Парвизом, а на следующий день учитель признал, что Парвиз был прав.

Подруга покойной матери, Глэдис, остановила его посреди улицы и завела разговор о приближающемся библиотечном празднике, а еще поинтересовалась, работал ли их дверной звонок сегодня как всегда – у нее случилось вот что: знакомую мелодию сменило что-то вроде ударов гонга, а когда Глэдис подошла к двери, никого за ней не оказалось. Она вернулась в комнату, включила телевизор, а там тот экстрасенс, которого она всегда смотрит, и говорит, что если дверной звонок прозвучит не так, как обычно, то открывать нельзя, там, за дверью, посланец дьявола.

– И вы думаете, раз вы открыли дверь, дьявол вошел к вам? – улыбнулся Парвиз. – Если что, Исма знает молитвы для изгнания бесов.

– Сегодня ночью выясню, как улягусь в постель, – незачем звать твою сестрицу!

Он поднял три пальца в скаутском приветствии и заметил глубокие морщины под глазами у смеющейся Глэдис. Она и его мать – ровесницы, всего несколько месяцев разницы.

Предоставив Глэдис общаться с дьяволом, Парвиз пошел дальше, в сторону Престон-роуд. Там было тихо, магазины закрыты. Он кивнул, приветствуя изогнутый позвоночник арки Стадиона – он всегда так делал, – любовно постучал костяшками по двери нотариальной конторы, где на одном этапе библиотечного праздника останавливались перелетные книги, – и двинулся дальше, к спортплощадке. Весь день лил дождь, возможно, удастся получить правильный звук «подошв на мокрой траве» для саунда, который он накладывал на компьютерную игру, уже получившую награды за свои треки. В начале следующего года Парвиз собирался рассылать запись в большие и малые компании, занимающиеся производством видеоигр, и – боже, помоги! – тогда-то ему предложат работу.

Он шел через парковку, на ходу прилаживая к мобильнику микрофон и самодельную защиту от ветра, и не обращал внимания на одинокий автомобиль, пока двери не распахнулись и не вылезло трое парней, с которыми ему случалось играть в футбол на этой площадке. Дизайнерские кроссовки, ярко-белые одежды, бороды-экосистемы (Аника их так прозвала, в такой огромной бороде целая экосистема поместится, припечатала она). Ребята крутились в соседних кварталах, строили из себя крутых и не понимали, как вредит им прозвище, которое они себе выбрали: «Аз тагз». «Мы душители», вот как это звучало по-английски, а предполагалось сокращение от арабского «астагфируллах». За что, собственно, вы просите прощения у Аллаха, спросила их Исма, когда однажды они остановили ее на улице и заявили, что «сестрам» следует лучше укрывать волосы и лицо. Судя по их ответу, они сами понятия не имели, что означает слово «астагфируллах».

– Дай сюда, – потребовал один из парней и протянул руку за мобильником с микрофоном.

– Я пожалуюсь твоей маме, – сказал Парвиз.

Парень – Абдул, друг его детских лет – убрал руку и пробормотал что-то насчет старого, никому не нужного мобильника, но другой парень, постарше, не из этого квартала, шагнул вперед, ударил Парвиза коленом в пах, Парвиз согнулся от боли, упал, и чужак выхватил у него мобильник, тут же сдернув и отбросив в сторону дорогущий микрофон – сразу видно идиота.

Парвиз лежал на парковке, дожидаясь, пока боль утихнет. Автомобиль с хулиганами проскрежетал мимо. Саунд: медленный приступ, короткая задержка, затянутый удаляющийся раскат. Ничего нового, все это он уже слышал. Как же он ненавидел свою жизнь, этот квартал, неизбежность всего, что здесь происходило.

* * *

Фарук отыскал его на следующее утро – Парвиз стоял среди пустых ящиков в задней части зеленной лавки и пытался извлечь из ладони занозу.

– Асалааму алейкум, – произнес незнакомый голос с псевдоарабским акцентом чересчур усердствующего мусульманина неарабского происхождения, и Парвиз, подняв глаза, увидел невысокого, крепко сбитого мужчину, мышцы распирали, искажали форму плотно облегающей куртки. Примерно тридцати лет, волнистые волосы падали на плечи, контрастно оттеняя бороду – не хипстерскую, не экосистему, а настоящую мужскую. Выглядел он так, что любой акцент извинишь. Незнакомец раскрыл швейцарский нож, протянул его Парвизу с щипчиками уже наготове, жест неожиданно деликатный. Парвиз хотел ухватить занозу щипчиками, но левая рука оказалась недостаточно ловкой, он только кожу себе оцарапал. Ничего не говоря, мужчина забрал у него нож, подвел левую руку под руку Парвиза, чтобы удержать ее на месте, и одним быстрым движением – даже подмигнул при этом – вырвал занозу. Прижал к ранке подушечку большого пальца, удержав проступившую каплю крови.