Домбайский вальс (СИ)

- Николаевич, - поправил его Шувалов, устало улыбаясь криво.

- Тьфу ты пропасть, прости господи! Извини, Андрей Николаевич! Память ни к чёрту. Как говорится, пенсионная. Нет, братцы мои. Куль, культ, культ! Это не дело, непорядок это. Так не годится. Прямо скажу, ни в какие ворота. Давайте лучше за успехи в работе и всё такое.

- Нет, нет, нет! - взвизгнул Левич. И весь потянулся к Лушаку через стол. - У нас теперь культа нет, Григорий Степанович, у нас теперь авторитет. - Он норовил всё стукнуть своим стаканом стакан Лашука, а тот очень ловко отводил руку, будто играл в кошки-мышки.

- По нашему кавказскому обычаю первый тост всегда за гостя. Такой закон гор. Нарушать закон никак нельзя, ол-лай, - поддакнул Солтан своему бравому начальнику. Его красное лицо налилось дополнительной кровью необыкновенного восторга, что сделало сияние его зубов червонным, будто над столом взошло солнце.

Шувалов молча приподнял свой стакан и послал исподлобья Лашуку приветственный взгляд, полный сарказма.

- Ну, ладно, - сдался Лашук. - Раз вы все заодно, я уступаю подавляющему большинству. - И, запрокинув голову, залпом осушил свой стакан, как будто пил водку.

Не дыша, он поискал на столе вилкой и подцепил солёный огурец, мокрый, лоснящийся, болотного цвета. Отгрыз кусочек-другой. Мутный сок брызнул на клеёнку и осел там каплями. Потянуло запахом сырой бочки, рассола, смородинного листа, укропа и чеснока. Лашук гулко шлёпнул губой и причмокнул, зажмурившись.

- Хорош, стервец! - похвалил он. - Всё-ж-ки, как говорится, французский коньяк против нашего армянского "пять звёзд" не устоит.

- Не устоит, Григорий Степанович, - подтвердил Левич, урча и разрывая руками кусок молодого барашка, просто сваренного в кипятке. С мяса на клеёнку по его рукам стекал то ли сок, то ли жир.

- Кюший, товарещ пердседатель, - сказал улыбчивый Солтан и подвинул блюдо с серыми колбасками-пузырями, ближе к Лашуку. - Кюший, кюшай! Свежий сохта. Перелесть! Объяденье!

- О! Это, признаться, я люблю. Прямо не в бровь, а в кровь! - с новой силой заурчал Лашук и вонзил большие жёлтые зубы в бараний желудок, наполненный чуть дымящимся пахучим ливером, источающим сумасшедший аромат, от которого кружилась голова.

- Действительно, очень вкусно, - произнёс Шувалов, пытаясь орудовать ножом и вилкой.

- Да ты руками, руками, Андрюша. Брось эти реверансы, честное слово. Руками оно значительно вкуснее, - посоветовал Левич и макнул кус разварившейся баранины в миску с тузлуком, от которого распространялся острый, возбуждающий запах чеснока и перца, заключённый в айране.

- Ол-лай! Слава аллаху! Наш народ - полукочевой народ, он привык кюшить руками... - начал было Солтан, сияя золотом зубов, но Левич незаметно толкнул его локтем в бок.

- Ты наливай, наливай! Каждый сверчок знай свой шесток.

Солтан приподнялся над столом и разлил оставшийся в бутылке коньяк по стаканам. Он не рассчитал и в последний (самому себе) налил заметно меньше, чем в остальные.

- Так не годится, Солтан, брат ты мой, - заметил Лашук. - Надо, как говорится, чтоб всем и каждому поровну.

Солтан расплылся в широкой улыбке, светя золотом зубов, и стал переливать из стакана в стакан, пока везде не стало одинаково.

Гладко причёсанная официантка в кокошнике и удивительно белом халате, на котором отчётливо были видны складки от глажения утюгом, внесла поднос "хохлому" с румяными круглыми лепёшками, похожими на большие ватрушки. В центре каждой лепёшки, на запёкшейся корочке мясного фарша, лежал и таял, растекаясь от сливочного счастья, щедрый кусок бледно-жёлтого масла.

- Эт-хычин, - объявил Солтан. И всем улыбнулся добро и грустно, будто Христос, явившийся израильскому народу для произнесения нагорной проповеди. - Это пироги с мясом. Бывают ещё с картошкой, тогда они зовутся просто "хычины".

Лашук взялся за стакан, внимательно его разглядел, словно увидел впервые. И облизывая жирные губы, сказал замедленно:

- Может быть, хватит, ребята? Мне всё-ж-ки как-никак ехать.

- Григорий Степанович, в машине всё проветрится, не беспокойтесь. Вас Стасик доставит в целости и сохранности, - заверил Левич Лашука.

- А водителя накормили? - рявкнул вдруг грозно Лашук. - Фронтовая привычка, - прибавил он на полтона тише, обращаясь к сидящему рядом с ним Шувалову. - Первым делом, как говорится, позаботиться о водителе.

- Накормили, накормили, - успокоил его Солтан. - Но не так, чтобы ощень. - Он весело засмеялся. - Чтобы ваш Стасик не заснул за рулём.

- То-то, сказал Лашук.

- Вы воевали? - уважительно спросил Шувалов.

- Нет, Андрюша, друг мой ситный, не пришлось. Служил в военкомате. Но вот что я тебе скажу, дорогой товарищ: эта страшная война оставила на нашей стране такой неизгладимый след, что у всего нашего народа привычки - фронтовые. Это не факт, но было на самом деле.