Домби и сын

Казалось невероятным, что смертный мог увидеть фрак и жилет без капитана, но последний несомненно не был в них облачен, в противном случае ноги его – дома на Бриг-Плейс невысоки – преграждали бы вход в парадную дверь, который был совершенно свободен. Изумленный этим открытием, Уолтер постучал один раз.

– Стинджер, – отчетливо услышал он возглас капитана, несшийся сверху из его комнаты, как будто стук его вовсе не касался. Тогда Уолтер постучал два раза.

– Катль! – услышал он возглас капитана; и тотчас же капитан в чистой рубашке и подтяжках, в платке, свободно повязанном вокруг шеи, наподобие свернутого в бухту каната, и в глянцевитой шляпе появился в окне, выглядывая из-за широкого синего фрака и жилета.

– Уольр! – воскликнул капитан, с изумлением глядя на него вниз.

– Да, да, капитан Катль, – отвечал Уолтер, – это я.

– Что случилось, мой мальчик? – с великой тревогой осведомился капитан. – Уж не стряслось ли еще что-нибудь с Джилсом?

– Нет, нет, – ответил Уолтер. – У дяди все благополучно, капитан Катль.

Капитан выразил удовольствие и сообщил, что спустится вниз и отопрет дверь, что и сделал.

– Однако ты раненько, Уольр, – сказал капитан, все еще недоверчиво на него посматривая, пока они поднимались наверх.

– Вот в чем дело, капитан Катль, – садясь, сказал Уолтер, – я боялся, что вы уйдете, а мне нужен ваш дружеский совет.

– Ты его получишь, – сказал капитан. – Чем тебя угостить?

– Вашим мнением, капитан Катль, – с улыбкой отвечал Уолтер. – Больше мне ничего не нужно.

– В таком случае продолжай, – сказал капитан. – С удовольствием скажу тебе свое мнение, мой мальчик!

Уолтер рассказал ему о том, что произошло; о затруднении, какое возникло у него в связи с дядей, и о том облегчении, какое он почувствует, если капитан Катль по доброте своей поможет ему; бесконечное изумление и недоумение, вызванные открывшейся перед капитаном перспективой, постепенно поглотили сего джентльмена, покуда его лицо не лишилось какого бы то ни было выражения, а синий костюм, глянцевитая шляпа и крючок, казалось, лишились хозяина.

– Видите ли, капитан Катль, – продолжал Уолтер, – что касается меня, то я молод, как сказал мистер Домби, и обо мне нечего думать. Я должен пробивать себе дорогу в жизни, я это знаю; но по пути сюда я размышлял о том, что должен быть осторожен в двух пунктах, поскольку это касается дяди. Я не хочу сказать, будто заслуживаю чести считаться гордостью и счастьем его жизни, – знаю, вы мне верите, – но тем не менее это так. Не кажется ли вам, что это так?

Капитан как будто сделал попытку подняться из бездны изумления и вновь обрести свое лицо; но это усилие ни к чему не привело, и глянцевитая шляпа только кивнула безгласно, с невыразимой многозначительностью.

– Если я буду жив и здоров, – сказал Уолтер, – а на этот счет у меня нет опасений, – все же, покидая Англию, я вряд ли могу надеяться увидеть дядю снова. Он стар, капитан Катль, кроме того, его жизнь основана на привычном…

– Стоп, Уолтер! На привычном отсутствии покупателей? – сказал капитан, вдруг воскресая.

– Совершенно верно, – отвечал Уолтер, покачивая головой, – но я имел в виду уклад его жизни, капитан Катль, постоянные привычки. И если (как вы очень справедливо заметили) он умер бы раньше времени, лишившись товаров и всех вещей, к которым привык за столько лет, то не думаете ли вы, что он умер бы еще раньше, лишившись…

– Своего племянника, – вставил капитан. – Правильно!

– Значит, – сказал Уолтер, пытаясь говорить весело, – мы должны уверить его, что разлука эта, в конце концов, только временная. Но я-то лучше знаю, капитан Катль, или опасаюсь, что лучше знаю, а так как у меня столько оснований относиться к нему с любовью, почтением и уважением, то боюсь, как бы не оказаться мне совсем беспомощным, если я попробую его в этом убеждать. Вот главная причина, почему я хочу, чтобы о моем отъезде сообщили ему вы; и это пункт первый.

– Поверни на три румба! – задумчивым тоном заметил капитан.

– Что вы сказали, капитан Катль? – осведомился Уолтер.

– Держись крепче! – глубокомысленно ответил капитан.

Уолтер замолчал, дабы удостовериться, не желает ли капитан присовокупить к этому какое-нибудь особое замечание, но так как тот ничего больше не сказал, он заговорил снова: