Домби и сын

— Мнѣ хотѣлось бы съ нимъ поговорить, — сказала Флоренса, поспѣшно вставая съ мѣста, чтобы идти въ гостиную.

— Не безпокойтесь, моя радость, я мигомъ кошндирую его къ вамъ.

Сказавъ это, капитанъ сь веселымъ видомъ взвалилъ книгу на свои плечи и удалился. Должно замѣтить, капитанъ считалъ своей обязанностью читать по воскресеньямъ не иначе какъ большія книги, отличающіяся сановитою наружностью. Съ этой цѣлью онъ за нѣсколько лѣтъ выторговалъ y букиниста огромный фоліантъ, заглавный листъ котораго всегда приводилъ его въ рѣшительное отчаяніе, такъ-какъ невозможно было понять, о чемъ въ немъ говорилось. — Скоро призванный Вальтеръ пришелъ въ комнату Флоренсы.

— Капитанъ Куттль говоритъ мнѣ, миссъ Домби, что…

Но взглянувъ на нее, пылкій юноша не могъ продолжать начатой рѣчи.

— Вы нездоровы сегодня, миссъ Домби? Взоръ вашъ грустенъ. Вы плакали?

Онъ говориль такъ нѣжно и такимъ дрожащимъ голосомъ, что на глазахъ ея невольно выступили слезы при звукѣ его словъ.

— Вы правы, Вальтеръ. Я не совсѣмъ здорова и плакала много. Мнѣ нужно съ вами говорить.

Онъ сѣлъ противъ молодой дѣвушки и впился глазами въ ея прекрасное и невинное лицо. Онъ былъ блѣдень, и губы его дрожали.

— Въ тотъ вечеръ, какъ я узнала, что вы спаслись, милый Вальтеръ, вы говорили… Ахъ, что я чувствовала въ тотъ вечеръ и чего надѣялась!..

Онъ положиль свою дрожащую руку на етолъ и продолжалъ смотрѣть на ея лицо.

— Вы говорили, что я перемѣнилась. Мнѣ тогда странно было слышать это отъ васъ, но теперь я понимаю, въ чемъ моя перемѣна. Не сердитесь на меня, Вальтеръ. Я была въ ту пору слишкомъ обрадована.

Она опять казалась ребенкомъ въ его глазахъ, — простосердечнымъ, любящимъ, довѣрчивымъ ребенкомъ, котораго онъ видѣлъ и слышалъ много лѣть тому назадъ. Миссъ Домби въ эту минуту отнюдь не была женщиной, къ ногамъ которой онь готовъ былъ повергнуть богатства цѣлаго міра.

— Помните ли вы, милый Вальтеръ, наше прощаніе съ вами передъ вашимъ отъѣздомъ?

Онъ положилъ свою руку на сердце и вынулъ маленькій кошелекъ.

— Я всегда носилъ его здѣсь, — сказаль онъ, указывая на грудь. Если бы мнѣ суждено было не видѣть Божьяго свѣта, онъ пошелъ бы со мной ко дну морскому.

— И вы опять станете носить его, милый Вальтеръ, ради меня… ради прежняго нашего знакомства?

— До самой смерти!

Она подала ему свою руку съ такимъ невиннымъ простосердечіемъ, какъ будто не прошло ни одного дня съ той поры, какъ юноша получиль отъ нея прощальный подарокъ.

— Я рада, милый Вальтеръ. Я всегда буду рада думать объ этомъ. Помните ли вы, мысль объ этой перемѣнѣ могла придти намъ въ голову въ тотъ самый вечеръ, когда мы разговаривали съ вами?

— Нѣтъ! — отвѣчалъ изумленный юноша.

— Да, Вальтеръ. Я даже въ то самое время была орудіемъ разрушенія вашихъ надеждъ и плановъ. Тогда я боялась такъ думать, но теперь я это знаю. Вы были тогда, въ своемъ великодушіи, способны скрыть отъ меня то, чтосамимъ вамъ было это извѣстно, но вы не можете скрыть этого теперь, хотя и стараетесь съ такимъ же великодушіемъ, какъ прежде. Благодарю васъ за это, Вальтеръ, истинно, глубоко; но стараніе ваше на этоть разъ останется безплоднымъ. Вы слишкомъ много терпѣли собственныхъ несчастій, чтобы не обращать вниманія на невинную причину веѣхъ этихъ золъ и огорченій, вамъ нанесенныхъ. Вы не можете, конечно, забыть меня въ этомъ отношеніи, но конечно, также мы не можемъ больше быть братомъ и сестрою. Но, милый Вальтеръ, не думайте, что я сѣтую на васъ. Мнѣ слѣдовало догадаться объ этомъ въ свое время, но нечаянная радость омрачила мою память. Одного надѣюсь, Вальтеръ, думайте обо мнѣ безъ внутренней досады, когда это чувство перестало быть тайной; одного прошу отъ васъ именемъ бѣдной дѣвушки, бывшей нѣкогда вашею сестрою, не приневоливайте изъ-за меня вашихъ чувствъ, и не мучьте себя безплодными усиліями теперь, когда вамъ извѣстно, что я все знаю.

Въ продолженіе этой рѣчи Вальтеръ смотрѣлъ на нее съ такимъ безпредѣльнымъ изумленіемъ, которое уничтожало въ немъ возможность всякаго другого чувства, Теперь онъ протянулъ къ ней руки съ умоляющимъ видомь и, взволнованный до глубины души едва могъ отвѣчать:

— О, миссъ Домби, возможно ли, чтобы я, страдая самъ такъ много въ борьбѣ съ глубокимь сознаніемъ своихъ обязанностей къ вамъ, заставилъ вмѣстѣ и васъ переносить ужасную пытку, о которой вы говорите! Вы были всегда для моего воображенія ангеломъ чистоты и счастья, расцвѣтившаго мои дѣтскіе и юношескіе годы, и всѣ ваши соприкосновенія съ моею жизнью останутся для меня священными воспоминаніями, которыя не изгладятся изъ моего сердца до могилы. Опять увидѣть ваши взоры и опять услышать вашу рѣчь, какъ въ ту роковую ночь, когда мы съ вами разстались — о, это такое счастье, для котораго нѣтъ имени на языкѣ человѣка! Ваша сестринская любовь и довѣрчивость ко мнѣ, какъ къ брату — небесный меня даръ для, который я могу принять не иначе, какъ съ благоговѣніемъ и гордостью.