Домик для человека

–И колоться не будут, – уверенно улыбнулась продавец, точно пыталась показать своё превосходство. Андрей улыбнулся в ответ, ему это понравилось.

За неимением возможности читать или ковыряться в телефоне, Андрей закрыл глаза. Им этого явно не хватало – веки точно скрипнули, перемещаясь по глазам. Если бы не укачивание, он бы замучал их ещё больше. И в неудаче нашлось что-то хорошее. Минут пять царило спокойствие; Андрей успел погрузиться в мысли. Однако начала затекать шея, и мысли уже не дарили такого удовольствия. Жаль. Он открыл глаза, которые оказались не готовы к белому свету автобуса.

Пересадка из автобуса в автобус. Так Андрей добрался до дома родителей. Здесь он прожил семнадцать лет и точно помнил каждый метр дороги до нужного подъезда, но воспоминания задваивались: одни были хорошо знакомыми и отправляющими в детство, другие – кадрами из фильма, который много раз просмотрен, но так и не вызвал отклика.

У домофона Андрей застопорился в очередной раз. Никто без признаков деменции не мог забыть номер квартиры детства, особенно в тридцать лет. А он смог. Точнее две части человека не хотели искать компромисса. Войти или уйти? Не вспоминать или вспомнить? Весь путь он не думал, что в квартире у него валялись ключи от этой квартиры. Мозг бунтовал. Половина человека очень не хотела заходить, но вторая взяла верх. Пальцы легко пробежали по кнопкам, пошли гудки.

–Кто там? – динамик занижал голос Саши, но Андрей узнал её сразу.

–Это я, – он решил проверить, узнает ли она двоюродного брата. Даже чуть улыбнулся своей шалости. Две противоречивших части смазались в одну.

В старых подъездах время шло медленнее, чем во всём мире. Эйнштейн бы оценил. Стены остались такими же зелёными и обветшалыми. Полы, возможно, чуть потемнели. Или это новые лампочки светили ярче?

Вестибюль пах сыростью, как и все года прежде. Целый подъезд или даже дом, или целый город не боялись времени. Хотя изменения нашлись, но уже в квартире. Пару месяцев назад сосед сверху залил квартиру, особенно пострадал коридор. Теперь тут не было половины стеллажей и ковра, и обоев. Голые стены походили на пол в подъезде.

–Привет, – менее уверенно, чем через домофон, прозвучал голос Саши.

Андрей видел растерянность даже вокруг неё, точно та могла распыляться наподобие парфюмерной воды. Наверняка, и его лицо выглядело не менее растерянным, но в коридоре не осталось зеркала, чтобы сравнить. В других домах барахло в годами только накапливалось, а в этом произошёл сбой – вещей стало меньше. Полное несогласие с энтропией.

–Привет.

Стоило бы сказать ещё что-нибудь, но слова не строились и не хотели вылетать. Точно он пытался познакомиться с девушкой, а не поговорить с сестрой. Хотя мог бы сказать что-то хорошее или что-то гадкое, ведь сейчас она выглядела хуже обычного; уставшие глаза прятались за набухшими мешками, одежда подходила тётке, а не девушке, в руке зажата скомканная пелёнка. Однако никто в мире не посмел бы сказать плохого слова тому, кто ухаживает за человеком. Потому Андрей только улыбнулся и потянулся за шнурком, но заметил, что одна рука занята.

–Тапочки нужны?

–Не. Терпеть их не могу.

–Пол плохой. Как залили, ходить противно.

–Бывало и хуже. Особенно в общаге, но и там в тапках не ходил. Возьми цветы, пожалуйста.

–Ща, – подняла Саша свободную руку и убежала на кухню. Вернулась уже без пелёнки.

На секунду Андрей замер в коридоре между комнатой и ванной. Привычки сыграли своё, и он пошёл мыть руки. Только теперь не осталось преград на пути. Значит, придётся, понял Андрей.

Шагая обратно по коридору и замерев перед закрытой дверью, он представил себя осуждённым на повешение, а дверной проём – виселицей. Хорош был бы мир, где не происходило ничего пугающего и плохого, но Андрей родился в другом, где даже простые движения иногда сдавливали сердце и пугали до онемения.

Ручка двери точно сама опустилась и открыла дверь. Приговор приведён в исполнение. Стоит зайти, раз уж и дверь открыл. Мозг убедил ноги перешагнуть порожек. Противный ковролин пощекотал стопы. В слабом свете от экрана телевизора комната казалась целиком синей. Особенно лицо матери. На нём не проглядывались эмоции, не дёргалась ни одна мышца. Андрей видел лица мёртвых людей, и это он отнёс бы туда же, если бы не знал правды.

Саша накрыла её одеялом по самый подбородок, хотя в комнате было жарко. Рядом с разложенным диваном, который и раньше редко собирали, стоял стул с кучей лекарств. Что-то похоже таилось в памяти из времён, когда мать ухаживала за бабушкой. Только та оставалась в сознании до последнего дня.