Домик на дереве

Не буду тянуть, зажигалка нашлась, лежала себе спокойно в траве подле могучего вяза. Мы закурили, не задумываясь о том, что будет, если нас поймают за этим запретным делом. Зачем думать о будущем, когда так хорошо сейчас, в эту минуту, когда затягиваешь в легкие дурманящий голову никотин и выпускаешь его на волю, облачка едкого дыма, поднимающего вверх и растворяющего в лесной тишине, окованной вечерним небом, которое замерло, на мгновение уснуло, став вечностью.

– Замечательно, – заметил Степан и затянулся. Мы сидели прямо на земле, поросшей свежей травой, прислонившись к необъятному стволу дерева – и смотрели на небо, на застывшие островки кучевых облаков.

– Ага, – согласился я.

– Я заметил, что ты сегодня хромаешь. И руки в синяках. С кем подрался? Давай, выкладывай.

– Я же говорил, отец постарался.

– Отец? – Степан, обескураженный и взволнованный, на секунду задумался, а потом спросил. – Ты же сказал, что он воспитывал тебя ремнем?

– И ремнем, и кулаками.

– И чего ты такого натворил, что он бил тебя кулаками?

– Если бы я знал. – Не хотел обсуждать больную тему со Степаном, но слова сами просились наружу. – Я выронил книгу из рук и разбудил отца.

– И все? Из-за этого он тебя избил?

– Не то, чтобы избил… так, пару раз ударил по спине и ногам.

– Ничего себе пару раз. Да у тебя все руки в синяках!

– Я наделся, что ты не заметишь. – Я затушил папироску и сковано улыбнулся другу, который искренне беспокоился обо мне. – На самом деле он разозлился не из-за того, что я разбудил его. Я не согласился с его вердиктом. Вот, он и разозлился. Видите ли, он не может ошибаться.

– Каждый может ошибиться, – подметил Степан.

– Только не мой отец. Только не он. Он в этом убежден и других убедил. Обычно я с ним не спорю, но тут не сдержался. Что-то во мне брякнуло, что-то неведомое что ли. Не знаю, как объяснить. Сначала сказал, а потом пожалел.

– Больно было?

– Терпимо, – соврал я. И спросил. – Тебя что, отец не бил?

– Нет, ни разу.

– Ничего себе! – Честно говоря, я был поражен и удивлен, что Степана ни разу не наказывали даже ремнем; для меня это было все равно, что летом пойдет снег, а зимой зарядит ливень!

– Мои родители как бы против этого… против насилия над детьми. Воспитывают так, без ремня.

– Да ты счастливчик, Степка. Завидую тебе.

– Ну…

– А если ты опоздаешь сегодня, скажем на два часа, что сделают с тобой родители?

– Поругают немного. Скорее всего, накажут: домашний арест на неделю. Или еще чего придумают.

– Вот здорово! Не жизнь, а малина у тебя.

– А тебе что сделаю, если ты опоздаешь на пару часов?

– За пару часов… я даже боюсь представить, отец точно меня убьет. А вот за пять минут опоздания обойдусь несколькими ударами ремнем по спине.

Степан с волнением взглянул на ручные часы – без двадцати минут девятого – и сказал:

– Если ты хочешь, чтобы тебе влетело, можешь еще посидеть минут десять, а я, пожалуй, пойду.

– Нет уж, товарищ, я пойду с тобой. На сегодня мне хватила отцовского ремня.

***

В тот майский вечер мне не суждено было вовремя придти домой, но каким-то чудом удалось избежать наказания; меня спас коньяк, который убаюкал отца задолго до моего прихода – и мама, которая благоразумно промолчала, что я немного задержался после вечерней прогулки (я опоздал ровно на сорок четыре минуты – чудовищное преступление). Причина моего опоздания вам, наверное, ясна как день, сколько бы я сейчас не играл в «темную».

Мы впервые увидели «Дитя тьмы».

– Что там? – спросил у меня Степан и показал пальцем на соседний вяз.

– Ничего, – ответил я, пожав плечами. Я действительно ничего и никого не видел, кроме одинокого дерева, раскинувшего свою богатую и пышную крону. – А что там должно быть?

– Не знаю. – Степан задумался, не отрывая взгляда от старого вяза. – Что-то.

– Пойдем. Поди-ка показалось?

– Ничего мне не показалось. – Он медленно зашагал к дереву, нацепив на себя серьезную маску; я последовал за ним.

– Ты прикалываешься, Степ?

– Тише! – прошипел он, остановился и показал пальцем на черное вороново крыло огромных размеров, которое торчало из-за дерева. – Видишь?

– Да, – шепнул я, не веря собственным глазам; крыло в человеческий рост – производило впечатление и в тоже время пугало, до дрожи, до гулкого сердцебиения в ушах. – Что это?

Мы посмотрели друг на друга, и каждый заметил в дружеских глазах холодный страх перед неизвестным; мы не знали, что делать дальше: то ли бежать со всех ног, то ли подойти дереву и узнать, что под ним скрывалось, спряталось. Кто из нас сделал первый шаг, я не могу сказать – возможно, мы одновременно шагнули в сторону вяза – но то, что после этого случилось: я помню отчетливо. Из-за дерева выбежало двуногое существо с крыльями во весь рост (а рост существа был никак не меньше нашего), обличенное в грязные лохмотья, поверх которых был накинут черный изодранный плащ; лицо существа мы не смогли рассмотреть, так как его скрывала черная сажа и грязь. Оно побежало в сторону деревоперерабатывающей фабрики.