Домик на краю земли

Я ни разу не замечал, чтобы орел проявлял какой-либо интерес к беглянкам; однако, видимо, чайки могут вызвать некоторый энтузиазм у орла, когда он голоден, а те нагуляли жиру. Так или иначе, но чайки боятся его. В толпе серебристых чаек, сидящих на возвышениях посреди затопленного пространства, я часто замечал черноспинных чаек — «священников»; эти дородные гиганты при появлении орла искали убежища вместе с остальными птицами.

Орлы на Кейп-Коде вовсе не редкость. Они залетают сюда в качестве посетителей, отыскивают удобный район и утверждают себя полновластными хозяевами этих мест. Обычно они занимаются рыболовством в песчаных заливах и бухтах, предпочитая более изолированные внутренние водоемы Кейп-Кода. С близкого расстояния хорошо видно, что плешивый орел — темная птица с коричневым туловищем и абсолютно белыми хвостом, шеей и головой. Мне никогда не удавалось хорошенько рассмотреть этого истемского визитера, но один из служащих Береговой охраны рассказал мне, как однажды вспугнул такого орла в зарослях протоки, ведущей в топи. Сначала он услыхал трепыхание крыльев и хвостового оперения, а затем увидел и саму птицу, поднимающуюся из ярко-зеленой чащи.

Со времени моего поселения на Кейп-Коде я не переставал удивляться количеству мигрирующих сухопутных птиц, попадавшихся мне в дюнах. Я был готов к тому, чтобы встретить на пляже серых болотных куликов или морских уток-чернетей, купающихся в волнах, поскольку они прирожденный прибрежный народец; но появление над сентябрьскими дюнами красногрудых поползней или встреча с очаровательной черно-желтой славкой, которая присела на конек моей крыши, повернувшись черно-крапчатым хвостиком в сторону океана, оказались для меня полной неожиданностью. Однако все по порядку. Начну с того, каким образом воробьи и другие птахи добираются до здешнего побережья.

Первыми посетителями-чужаками оказались всевозможные воробьи. Летом на Кейп-Коде обитает несметное количество воробьев, поскольку земля, занятая лугами и топями, представляет собой прекрасное обиталище для многих видов пернатых. Пройдитесь летней порой по этим лугам, и вы увидите, как из травы, почти выжженной солнцем, вырвутся одиночки и стайки. Они тут же спрячутся где-нибудь в стороне либо станут внимательно наблюдать за вами с высоты телеграфных проводов, протянутых Береговой охраной. Особенно многочисленны певчие воробьи. Эти симпатичные певцы и певуньи селятся с большим удовольствием как посреди топей, так и в дюнах. Однако прибрежные воробьи предпочитают держаться ближе к границе топей и невысоких солончаковых трав. Острохвостый воробей любит укрываться в глубине колеи, оставленной колесами повозки. Здесь же можно встретить странного саранчового воробья Coturniculus savannarum passerinus, который в рассеянном свете заката выводит две едва слышимые нотки своей необычно резкой песенки, напоминающей писк насекомого.

В начале сентября на топи Истема прилетают гудзонские каравайки. Для того чтобы увидеть их, я начал совершать прогулки в Нозет не как обычно, по пляжу, а прямиком через луга.

В тот год сентябрьские приливы накрывали и топи и луга, и когда я почти ежедневно пробирался по ним, каравайки то и дело вспархивали вблизи дороги, залитой водой, и начинали кружить в воздухе, предупреждая своих сородичей об опасности. Когда я прислушивался, мне удавалось уловить ясно различимые ответы. И снова воцарялась тишина, и снова я слышал звуки осеннего мира и отдаленный рокот океанских волн, доносящийся из-за дюн. Добравшись до обширных лугов, я увидел, что они кишат воробьями: за какую-нибудь неделю птичье население увеличилось вдвое.

Стаи лисьих воробьев кормились повсюду. Мне доводилось вспугивать скопления саванных воробьев и семейства белошеих зонотрихий; отдельные белоголовые воробьи наблюдали за мной, укрывшись в кустарнике. Это было почти безмолвное столпотворение. Я слышал слабые «ципс» и «чипс», выражавшие тревогу, по мере того как проходил мимо, и ничего более. Спаривание завершилось, и казалось, что птицы были всецело заняты собственными персонами. Двадцать четвертого и двадцать пятого было дождливо и ветрено, а двадцать седьмого я увидел первых певчих птиц.