Домик номер десять (СИ)

Роза замерла в мужских руках, как мышонок, вернее, как лягушонок, по версии русского богатыря Розенберга М. То ли педагогический опыт Матвея сказывался, то ли тепло, исходящее от тела мужчины, то ли устаканившиеся эмоции, упавшие ровно в низ живота, разбудившие Розиных бабочек-шизофреничек, но убегать резко расхотелось. В целом Роза ощущала себя желе. Похотливым желе, возбужденным.

Она пододвинусь ближе и переступила с ноги на ногу.

— Роза, — почти простонал Матвей. — Ты не делаешь мою жизнь проще, верно?

— Не делаю, — согласилась, кивнув.

— Мне очень сложно держаться от тебя подальше, — нагнулся к губам, шепча. — Я не демонстрирую своих отношений и чувств. Тем более детям. Если младшие не поймут, а старшие, может быть, сделают вид, что не видят, то надеяться на благоразумие средних не приходится. Ты не представляешь, насколько они вредные, — продолжал шептать, лаская горячим дыханием губы.

— Но тут же нет средних, никого нет, — проскулила Роза, в то же мгновение возненавидев себя за слабость.

— Ты наблюдательная, — Матвей в это же мгновение подхватил Розу, она обвила его ногами, удивившись, с какой легкостью он держит ее на весу и передвигается в темноте, сойдя с тропинки в сторону.

Провел большим пальцем по губам. Не выдержала, лизнула палец, а потом втянула в рот, слушая с наслаждением, как зашипел сквозь зубы Матвей. Через пару шагов она уже упиралась спиной в дерево, поняв, что кора не мешает и не царапает, Роза не замечала ее.

Существовали только руки, губы, срывавшееся дыхание, громкий шепот, горячий, мурашки по спине, острое, почти невыносимое желание. Матвей одновременно держал и прижимал к себе Розу, второй рукой пытаясь справиться с женской футболкой, скинуть ее прочь. Застежка бюстгальтера поддалась сразу, еще на стадии, когда была скрыта трикотажем.

— Держись крепче, — с этими словами почти обмякшую девушку придержала сильная рука, Роза почувствовала, что они поменялись местами, и уже Матвей стоял у дерева.

Вернее, уже не стоял. Он осторожно опустился на траву, в этом месте она была густая и высокая, источающая душный аромат, свойственный горным цветам, немного горьковатый, с примесью полыни, тысячелистника и зверобоя. Мужские губы хаотично оставляли поцелуи и шептали настолько пронзительные слова, что у Розы кружилась голова. Она терлась об уже обнаженную мужскую грудь, и волоски щекотали ставшие сверхчувствительными соски.

Немного отодвинувшись, исхитрилась дернуть молнию на своих джинсах и шортах Матвея, ерзая, надеясь нехитрыми движениями стащить с себя злосчастный деним. Ничего не получалось, лишь шов сильнее раздражал, Роза почти скулила в нетерпении. Рукой она поглаживала нешуточную эрекцию, облизывая губы, мечтая о том, чтобы все это «недоразумение» оказалось у нее во рту. И как же она раньше не думала об этом? Почти преступление — оставлять такой шикарный орган без оральных ласк.

Со своими джинсами ей справиться не удалось, мешало нетерпение. Роза сползла по бедрам к коленям Матвея, нагнулась, смотря, как откидывается на дерево Матвей, поняв ее намерения, и аккуратно облизала головку, посасывая и играя, как чупа-чупсом, с причмокиванием, которое, Роза была уверена, заводило Матвея сильнее самого действа. Пока не насадилась ртом ниже, и еще ниже, заставив Розенберга М. почти зарычать и надавить на ее затылок.

Подалась, как требовали, именно так это ощущалось, требованием. И начала старательно оглаживать ртом, то захватывая почти до самого конца, то поигрывая с головкой. Бесконечно долго, возбуждаясь от тактильных, вкусовых ощущений и чувства власти над Матвеем. Он направлял рукой ее голову, но рулила она, и это не поддавалось сомнению. Гремучая, почти ядовитая смесь похоти и нежности, запретного и законного. Боязнь быть застуканными и отчаянное желание продолжения.

— Все, все, — взмолился Матвей, тем не менее, не делая даже намека на остановку. — Лягушонок, — прошептал, собравшись. — Я сейчас кончу, и ты останешься с альтернативными вариантами.

Альтернативные варианты, любые, Розу не устраивали. Она хотела внутри себя член, только и только так. Хотела до боли, почти до истерики. Постанывая от недовольства, что нельзя получить все и сразу, Роза оторвалась от сладкой игрушки, продолжая съедать ее глазами. Бывают же красивые члены. Шикарные. Божественные. У Матвея был такой. Академически прекрасный член!

Не успела Роза задуматься о стандартах красоты для мужского полового органа, как поняла, что ее попу оголили, она приподнялась и помогла снять с себя джинсы, благо те были не слишком узкие и легко поддались. В следующее мгновение Розу опустили на колени Матвея, одним движением пододвинули вперед — животом она уткнулась в то, что только что с наслаждением ласкала ртом, — приподняли и опустили на член, резко войдя. Одним движением. Одним.