Домик номер семь

  Она смотрела на обеспокоенного Серёжу, которого только крепкая рука Матвея удержала в коридоре от того, чтобы не ударить почти бывшую тёщу. Он всегда недолюбливал Веру Абрамовну, всегда заступался за Риту. Дошло до того, что в его присутствии мама переставала критиковать и ворчать на Риту, как и в компании папы, впрочем. Перевела взгляд на Матвея с кружкой чая в руках, на Михаила, сжимающего недовольно губы, и Альбину, чей взгляд выражал не обеспокоенность, а ужас.

  Что привело в такое состояние всегда невозмутимую, жизнерадостную блондинку, Рита не знала и думать об этом не хотела, как и о самой Альбине тоже. Когда-то она переспала с Серёжей? Существуют ещё десятки женщин сделавших это, возможно, им даже понравилось, а может, нет. Рита не хотела думать об этом ни единого мгновения своей жизни. Как и о Юлии Павловне тоже.

  Кажется, минутой ранее Матвей Леонидович звонил главе родительского комитета и вежливо, леденящим тоном попросил прийти к нему в любое удобное для Юлии Павловны время, в рабочие часы, а потом крикнул секретарю, чтобы та «прикинула», кто сможет заменить Юлию на столь почётной должности.

  Рита ни о ком не хотела думать, всё резко стало ясным и пронзительно спокойным. Словно Рита выплакала «золотую слезу» в этот день. Всё детство мама пугала дочку, что если та заплачет перед папой, пожалуется ему, вытечет «золотая слеза». Потом Рита перестала верить в эту слезу, а позже научилась никогда и никому не жаловаться. Всё детство боялась, а случилось в двадцать два, и страшно не было.

  Рита отпила горячего чаю, вздохнула, ещё один раз оглядела присутствующих, встала, поблагодарила за участие и пошла к двери на деревянных ногах. Там, в коридоре, всё ещё ругались родители, но всё это не имело отношения к Рите. Она отодвинула руку Матвея, вяло улыбнулась ему, пожалела Альбину, уж слишком ошарашенной та выглядела. А ведь ничего не случилось особенного.

  Просто пришла мама, чтобы в очередной раз спасти недотёпу-дочь. Просто мама снова рассказала миру и лично Рите, насколько же она никчёмная, бестолковая, а теперь ещё и вульгарная шалава. Разве это не нормальная беседа матери с дочерью? Разве такое не встречается ежедневно? Дело житейское... прав был Карлсон.

- А вот и красавица наша, - проверещала мама, когда Рита появилась в коридоре.

- Закрой рот, Вера! - проговорил папа. - Риточка…

- Мама, отдай ключи от квартиры, - глухим голосом проговорила Рита.

- От какой? - мама сощурила глаза, Рите должно было стать страшно, но почему-то не стало.

- От моей, - она протянула руку и спокойно смотрела на раздувающиеся ноздри матери.

- Какая она твоя? Нос не дорос, мерзавка!

- Вообще-то она права, - холодным, беспристрастным голосом прокурора сказал папа. - Юридически квартира принадлежит Маргарите Ивановне.

- Кто за неё платит, тому она и принадлежит!

- За квартиру дочери, Вера, плачу я. Отдай ей ключи и иди домой.

- Как я отдам ключи, а если что-нибудь случится?!

- Единственное, что может случиться – если ты не отдашь мне ключи, я поменяю сегодня замок.

- Мерзавка неблагодарная! - с болью врезаясь, в раскрытую ладонь Риты опустились ключи от квартиры.

- Не смей так говорить с моей дочерью!

- Да какая она твоя, Ваня!

  Рита оглядела родителей. А ведь она совсем не похожа на папу. И от мамы у неё только рыжий цвет волос...

  Вздохнув, Рита пошла по длинному коридору, спустилась по лестнице, открыла защёлку на дверях клуба – кто-то выставил всех детей, родителей и закрыл клуб от любопытных глаз, – вышла на улицу, подставляя лицо под моросящий холодный дождь. Упала на единственную скамейку у клуба и замерла... Думать она не могла. Плакать тоже. Опустошение, до самой последней клеточки, волоска, эпителия…

- Ритуль, - рядом плюхнулся Серёжа, так же как и Рита, на сырую скамейку, в леденящую воду.

- Начнём всё сначала? - предложила Рита. - Совсем сначала.

  Зачем? Наверное, в этот момент Серёжа показался ей самым родным человеком из всех, кто когда-либо окружал Риту.

  Розенберги... слишком старшие, отчуждённые, покровительственные. Папа. А папа ли? У Риты не оставалось никого, кроме этого красивого, немного чужого, но всё-таки родного мужчины. А сонм Юлий Павловн Рита сможет пережить, справится. Научится верить или виртуозно притворяться, что верит, так, что и сама поверит. Родные люди стоят жертв и умения прощать даже самое неприглядное в поступках и помыслах.

- Нет, Ритуль, - Серёжа обнял Риту, почти по-дружески. - Не надо. Я не смогу простить, ты забыть, мы погрязнем в упрёках. Всё равно разведёмся, только будет ещё больнее и тебе, и мне.