Но он опасался, что если бы его все-таки накрыли с теми картинами, тогда Поремба был бы свидетелем, и кто знает, в чем еще мог бы он сознаться. Потому его следовало убить на этапе китайских трусов.
И что ты теперь на все это?!
С крайне гордящимся сама собой приветом,
Олька.
Я?
Я на все это ничего.
Разве что замечу: от контрабанды до убийства дорога далекая, хотя, и правда, скорее ближе, чем дальше.
Ты хочешь убедить меня, будто бы швитезянка о тех картинах знала? И шантажировала этим знанием Кубацкого?
И даже, что та ссуда на самом деле была оплатой взноса за шантаж, а не обычным займом под залог вашего и уже не вашего на тот момент домика?
Ясное дело, что могло быть и так.
А что с Грошем?
Из него ничего не удалось выжать?
В конце концов, хочет он того или не хочет, но во все это он замешан.
С недосказанным приветом,
Агнешка.
Грош все так же молчит.
Можно сказать и так, что сотрудничества — ну ни на грош.
Погода все сильнее портится и, боюсь, что этот мой мэйл тебе — последний.
Воеводские стоят у меня за спиной, но еще разрешили написать тебе…
Они, видишь ли, такие. Немного безличные, культурные и прекрасно натасканные. Их ни в чем не обвинишь.
Когда они уже подтвердили мое присутствие тогда, пятнадцатого, Гданьске, то еще и удостоверились в том, и этим меня удивили, находилась ли моя машина на стоянке перед гостиницей. Ты поверишь? Зачем было им проверять? Вот у них и вышло, что вместо моей мазды там стояла тойота Янека.
В тот раз я поехала на его тойоте, потому что мазда была на обслуживании. И Янек об этом прекрасно знал, потому-то это ты приехала к нему в Варшаву, а не он к тебе.
Тот счет за запасное колесо запросто куда-нибудь делся бы, потому что со счетами вечно так бывает, но я сунула счет Янеку в бумаги, потому что я уж вечно такая.
И я знала, что застану в нашем домике швитезянку.
Мне хотелось с ней только поговорить.
Вышло, как вышло.
Мне показалось, вот честное слово, показалось, что она уже мертва.
Ты была права, я поддалась панике.
Воеводские выявили на веревке, ну, той самой, что была на швитезянке, кусочек сломавшегося и впившегося в ту веревку ногтя.
Анализ ДНК показал, что это мой ноготь.
Опять же, нашли те наличные двести тысяч, что были при швитезянке.
Те бабки были моим бонусом. Потому-то на деньгах имелись мои отпечатки пальцев.
Грош с них не поимел ни гроша.
Швитезянка, в силу обстоятельств, тоже ничего не поимела.
А Поремба, это естественно, видел меня в тойоте возле нашего домика. Вроде бы и ничего страшного, но он мог вспомнить, когда это было, а я не могла допустить, чтобы он вспомнил. Я знала, что червяки, раньше или позднее, выдадут тайну даты смерти швитезянки. И я хотела закончить дело с Порембой как можно скорее, но его посадили за решетку. А когда уже выпустили, мне нельзя было терять времени.
В данной ситуации Янеку как-то не с руки подавать на развод. Так что никогда он не будет твоим. Впрочем, он и так уже твой, но, как бы это сказать, нелегально.
Даже и не знаю, чего я напартачила в нашей жизни, что ему пришлось найти себе тебя, а потом, когда ты не захотела принять участия в этой находке, он высмотрел себе швитезянку.
Собственно говоря, зная обо всем, я могла бы послать швитезянку очень далеко и грубо, и даже собиралась так сделать, но она смеялась мне в глаза, а еще, как у всех этих русских баб, у нее имелось, как минимум, два золотых зуба[71]
, а я ведь, что ни говори, дантистка…Не ожидала я такой реакции со стороны дамы из среднего класса.
Она упала и грохнулась головой о стенку.
А что было дальше, тебе уже известно.
Наверняка тебе захочется узнать, на кой ляд я наделала столько шуму, обращая внимание на наш домик, вместо того, чтобы сидеть тихонечко?
Мне хотелось получить бумажку о том, что это не я ее убила.
Знаю, у меня поехала крыша.
Но если бы следствие закончилось тем, что дело просто прикрыли, это было бы так, что швитезянку мне тоже прикрыли бы.
Я и не предполагала, что какой-то урод из полиции, явно кандидат на чин повыше, влезет в регистрационные номера и захочет сравнить их с регистрационными номерами Янека и меня самой. Он наверняка уже знал номер моей мазды и не обнаружил его в списке. Тогда он начал сравнивать все номера, ну и сравнил.
Польская полиция, если хочет, работает все лучше и лучше.
И они отыскали и сохранили ту истлевшую веревку и тщательно ее обыскали. Так они обнаружили кусочек моего ногтя.
Теперь юристы начнут споры о том, было ли это убийством в состоянии аффекта или предумышленным.
Но им никогда не установить, знала ли я о том, была ли еще жива швитезянка, когда я затащила ее в лодку.
Различия в оценке данного факта — это, плюс-минус, десять лет.
Только что-то мне говорит, будет больше.
Я всегда подозревала, что полиция читает нашу переписку, так что таким вот путем…
С учтивым приветом,
Александра Гловацкая.