Домик в деревне

Юля, вздохнув, выбралась из машины, взяла на руки Лерку и пошла к баб Шуре. Уложив девочку на диван, она вышла во двор вымыть ноги – неудобно грязными ногами по дому шлепать, соседке работы добавлять. Против воли взгляд метнулся к ее дому. На садовых качелях возле дома, лицом к ней, на коленях стояла черноволосая девочка и смотрела на нее. Встретившись глазами с Юлей, девочка улыбнулась и… исчезла. Только качели продолжали слегка раскачиваться, словно от ветра. Тряхнув головой, словно отгоняя назойливого комара, Юля выплеснула воду и вернулась в дом.

Баб Шура уж налила чаю и достала пирогов, да конфет в вазочку насыпала.

– Варенье-то мое попробуешь, ась? Хорошее варенье в этом году получилось, густое, как прям желе, аж стоит в ложке. Будешь?

– Нет, баб Шур, спасибо, – обхватывая двумя руками кружку, задумчиво произнесла Юля. – Можно, я просто чай попью?

– Пей, девк, пей! Вот пирожки бери, – затараторила соседка. – Замерзла, поди? Сейчас! – метнулась она в комнату и принесла халат. – Накось вот, одень. Большой он тебе, ну да ничего, теплее будет.

Юля одела предложенный халат, запахнулась. Снова уселась, уставилась в чашку. Напряжение начинало отпускать. Постепенно проходила дрожь, дыхание выравнивалось. Соседка погладила девушку по голове.

– Сколько седых волос-то у тебя, девк… Не рано ль? – покачала она головой.

– Потом покрашусь. Неважно это, баб Шур… – вздохнув, улыбнулась Юля. – Прорвемся. Главное, что все живы.

– Так-то оно так… Ох, девка… И занесло же тебя… – горестно оперевшись подбородком в ладонь, проговорила женщина.

– Нормально меня занесло. Все будет прекрасно, вот увидите! – широко улыбнулась Юля. Правда, улыбка получилась совсем не веселой. – Вы лучше расскажите, что с тем братом, с Петром, стало? Отвез он сестру в монастырь, а сам?

– Ну а сам что? Жить они с Нюркой стали. Настька-то спилась совсем. А после ее балкой пришибло насмерть. Прямо острым краем ей в спину вошла, насилу вынули потом.

* * *

Петька-то в отца, видать, пошел – ладный парень был, рукастый. Только как ни бился он, как ни старался – все хиной пролетало. За что ни возьмется – вечно что-то случится. Лошадь умудрился у барина выпросить заместо платы – та ногу сломала, в яму попав, даже до дому не довел. Пришлось прирезать. Пошел на базар мясо с нее продать – вроде и наторговал хорошо, да подстерегли его босяки, отколошматили, да всего обобрали. Еле живым домой дополз, все лето отлеживался. А много Нюрка одна-то сделает?

Так они ту зиму еле-еле и пережили. Еще соседи кто что даст – жалели их, видели, что стараются обои, бьются изо всех сил, а толку нет. Нюрка-то все покорно принимала – жила и жила себе. Трудно – да, но сама ж виновата, кивать не на кого. Да с Аринкой нет-нет, да беседы вела, рассказывала ей все. Вроде бы как и с ума сошла, а нет – нормально у ней с головой-то все было. Скрывалась, конечно, от людей, что с Аринкой-то знается, да разве то скроешь?

А Петка – тот ярился. Жениться – и то не мог. К тому времени слава-то про Игнатовых уж далече пошла, так ни одна девка за него замуж идти не соглашалась. Вдовы – и те не шли. Злился Петька, а что сделаешь? Да и Нюрке женихов тож не было. Не забыли ей детскую дружбу с Аринкой, да и то, что сейчас с колдовкой общалась, да и проклятье то еще… Так и жили вдвоем, покамест Петька не разбился.

Тогда уж Нюрке лет двадцать было. Война началась, так стали по деревням молодых мужиков в солдаты забирать. Вот Петька пошел да сам напросился – мол, поеду германца бить. Ну, Нюрка поплакала, да стала собирать его. Только попросила крышу починить – потекла крыша-то. Уедет Петька на войну – кто ей ее делать-то станет?

Полез Петька на крышу. Уж доделал почти, по мелочи осталось: где неровно, где чуть топорщится, где понадежней прибить надо. Вот оседлал Петька крышу, доделывает, молоточком постукивает. Вдруг глядь – а перед ним Аринка так же на крыше сидит, молоточком сосредоточенно так постукивает, поправляет.

– Ну что, Петенька, помочь тебе? – спрашивает, и головку набок, да ждет.

– Чего тебе опять снадобилось, колдовка проклятая? Пошла с моей крыши! – зло отвечает ей Петька. – Все никак не успокоишься? Всех уж загубила, весь род под корень повывела. Может, хватит уже?

– Так вы-то не думали, когда сказать надо было? Что ж никто Нюрку-то не искал, да как врать стала, правду сказать не заставили? Неважно то было? Померла колдовка да померла, забот меньше станет? Так, Петенька? – Аринка с любопытством разглядывала мужчину. – Чего молчишь? Али не так ты думал-то? Так, Петенька, так все и было. А того ты не подумал, что не просто так в деревне-то вашей огневка объявилась. И того, что за мной жизни многих и многих стоят, тоже не думал, верно?

– Так обратно все одно уж ничего не воротишь! Так ради чего весь род-то губить? Нешто ты мало поигралася? – прямо, без страха глядя в карие глаза, требовательно спросил Петька.