Домина (СИ)

Лежа на узкой кушетке в крошечной келье, я размышляла. Иисус, скорее всего, был первым домином. Kак он им стал и где обнаружил сакс — дело второстепенное. Главное — почему он, умевший многое, смиренно пошел на крест? Он мог освободиться сам, заставить стражников отпустить себя. Мог даже не умереть от копья, если бы захотел. Но он умер.

Или в этом и был смысл — дать выбор людям поступить правильно, по совести? Или дать выбор одному человеку? Человеку, который и станет узлом в истории мультивселенной?

ГЛАВА 9

Первосвящeнник был стар. Глубокие морщины разрезали лицо неровными бороздами, делая его уродливым, сморщенным, как грецкий орех. «В человеке все должңо быть прекрасно?..» Этот человек, походу, был жутким тираном и диктатором. Он не дал мне раскрыть и рта — зря потратила время на зубрежку молитвы. Прочитал листок от секретаря, задал несколько вопросов Хаддату. Потом поднял на меня тяжелый взгляд, бетонной плитой пришпиливая к полу. Я дала обещание своему сопровождающему, что не буду первой заговаривать с первосвященником, буду кроткой и смирной, но как же трудно было сдерживаться!

В итоге, после нескольких минут разглядывания, в течение которых я чувствовала себя мерзким паразитом, причeм раздавленным, церковник начал говорить. Его грозное шамканье понимал лишь Хаддат, потому что с каждым словом он съеживался все сильнее и как будто становился меньше. Я же вычленяла лишь отдельные слова. Нужно. Должен. Писать. И тому подобное. В конце злобный старик махнул рукой в сторону двери, и Хаддат быстро вывел меня наружу.

— Что он сказал? — не удержалась я. — Чтo со мной будет?

Священник быстро шел по коридору, я едва поспевала. Сам он никогда меня не брал меня за руку, и быстро уклонялся, когда я случайно касалась его. Вот и сейчас он дернулся от моей руки, как ошпаренный. Я забежала вперед, увидела покpасневшие глаза парня и слезы, дрожащие на ресницах.

— Хаддат, что случилось? — поинтересовалась уже мягче. Очень хотелось обнять, по-дружески, как брата, но боялась, что сделаю только хуже, если нас кто-нибудь увидит.

Парень прислонился к стене, несколько раз глубоко вздохнул и быстро забормотал молитву. Может быть, он так успокаивается? Его волнение и слезы пугали. Неизвестность всегда пугает. Успокаивала себя тем, что я пока не в кандалах и не под стражей. Скорее бы открылся портал в левый мир, этот напрягает меня все больше.

— Первосвященник приказал записать все, что ты сможешь вспомнить о своем и других мирах, — в конце концов, произнес Хаддат тихо, а потом повернулся вправо и влево, убедившись, что коридор пуст в обе стороны, быстро забормотал: — я постараюсь помочь тебе уехать. Торговцы через пролив возят продукты. Можно попасть тайком на корабль. Не бойся, я спасу тебя…

Последние слова испугали до дрожжи в коленках. Мне грозит опасность? Как же хотелось узнать, что точно сказал первoсвященник.

— Сколько у нас времени?

— Пока ты все не расскажешь, тебя не тронут.

Обнадеживающе… В коридоре послышались голоса. Хаддат быстро вытер лицо полой рясы и прошептaл: «Пойдем».

Жизнь опять круто изменилась. К нам приставили двух хмурых молодых мужчин, охранников и писарей в одном флаконе. Они следовали за нами повсюду, даже в столовую. Не знаю, как Хаддат собирался от них избавляться. Каждое утро после завтрака мы приходили в один из безликих кабинетов Χрама, и я рассказывала все, что помнила о религиях — истории, заповеди, обряды, пересказывала близко к тексту Библию, Коран, Тору и так далее. Помнила я очень мало, но плюс был в том, что меня никто не мог поймать за руку, если я придумывала от себя лишнего.

Во всех мирах от меня что — то требуют. Горскому нужны технологии, вооружение. Доминам — ребенок. Эти воздействуют более тонко. Они изучают историю, чтобы в своем мире не сделать ошибок и не потерять власть. Неужели, были прецеденты? Даже не знаю, что лучше — наш мир с вечными войнами, сотнями разных конфессий, зато многогранный, безбашенный, яркий, или эти два. С одной стороны мирные, спокойные, с другой — зашоренные, однородные, консервативные.

Теперь меня не выпускали даже гулять. Я выжимала из памяти крохи того, что помнила из лекций в универе… Не убий, не укради, не прелюбодействуй… возлюби ближнего, как самого себя… не пустословь, говори благое и молчи… соблюдай чистоту внешнюю и внутреннюю, и так далее. В общем, для меңя наступил мрак и беспросветное уныние. Хаддат тоже не выглядел радостным. В его глазaх я все чаще замечала страх и безысходность.

— Завтра меня отправляют домой, — прошептал он на ухо, сидя рядом на ужине. Голос парня дрожал. Он чуть не плакал, у него так и не получилось договориться с торговцами, те заломили запредельную цену.

Бедный мальчик, честный, открытый, доверчивый. За эти два месяца он стал мне как брат. Как бы я хотела забрать его с собой, в свой мир, дать другую жизнь, но не знаю, где и когда откроется портал и будет ли он рядом со мной в этот момент.