Домина (СИ)

   Этот долгий путь к моим губам оказался самой страстной прелюдией, потому что,когда Раст до них, наконец, добрался, я уже ничего не соображала – мозги расплавились. Даже не поцелуй, крошечное мимолетное касание, стало тем спусковым крючком, от которого тормоза сорвало у нас обоих. Мы целовались как ненормальные. Сталкиваясь ртом, губами, зубами, вгрызаясь друг в друга, впиваясь пальцами, ногтями, до хруста, до боли. Жадно, яростно, ненасытно.

   Я устала бороться с собой, а он видимо этого и ждал. Мне так давно хотелось сойти с ума, отпустить себя, дотронуться до его груди, волос, узнать, присвоить хоть ненадолгo этого совершенного мужчину, идеального до мурашек.

   А дальше в памяти остались лишь кадры.

   Первый – я сижу на столе, тарелки и приборы валяются на полу. Мне немного неудобно, что-то острое упирается в бедро. Я рвусь к коже, рычу, отпихиваю его руки, мне самой жизненно необходимо прикоснуться, почувствовать его вкус на языке, там, в вороте порванной рубашки.

   Второй – я вишу на Растусе, как обезьянка, закинув ноги на пояс. ?дной рукой он придерживает меня за поясницу, вдавливая бедра, расплющивая об себя, а другой сильно с?имает затылок, оттягивая волосы на грани боли, обнажая горло.

   Третий – непонятно как, но я уже в спальне. Без единого клочка одежды, мокрая, распластанная на простынях, с оголенными нервами и обнаженной душой.

   Какие границы? Смущение, скромность, деликатность? Я бы с себя и кожу содрала , если бы могла. ?се, что между нами происходило, было естественно и правильно. Я была распахнута до бесстыдной похоти, до уязвимой беззащитности. Целовала,терлась, кусала, облизывала, вдыхала запах, шептала в бреду что-тот несусветное.

   Не знаю, сколько прошло времени. Спала я ночью или нет? Погружаясь в какое-то мутное бессознательное полузабытье, я ощущала горячие руки, поворачивающие меня на бок, на спину, живот. Меня кто-то целовал, выводил узоры на бедрах, ягодицах, прикусывал кожу, зализывал укусы. Кто-то большой,темный, сильный, мощный, лежащий рядом. И во cне этот кто-то одновременно и пугал и притягивал.

   Очнулась от дикого голода. ? окно ярко светило солнце. По телу словно проехались асфальтоукладчиком. Сколькo прoшло времени? Сутки? Двое? Желудок рычал как раненый зверь. Я потянулась и громко застонала от боли в мышцах.

   - Слабенькая плебеечка… - раздался насмешливый голос.

      Я даже не обиделась на «плебеечку», Раст произносил это слово с каким-то особенным подтекстом, ласково,двусмысленно , порочно. Полностью обнаженный он стоял в проеме ванной комнаты. Капельки воды блестели на смуглой коже. И я в который раз залюбовалась совершенным телом. Он его не стеснялся,да и нечего было стесняться. Это не тело, а произведение искусства, которое можно рассматривать бескoнечно, как скульптуру Аполлона в Бeльведере. Глаза Растуса сверкнули, загорелись предвкушением, он двинулся ко мне , плавно, тягуче, как хищник, увидев газель и намереваясь открыть охоту.

   - Не-не, - я вытянула ладони в запрещающем жесте, - никаких обнимашек. Я труп. Мой желудок уже переваривает сам себя.

   Раст по–мальчишески рассмеялся, подошел, чмокнул меня в макушку и произнес весело:

   - Иди в душ, я попрошу накрыть в столовой.

   Пристально наблюдая, как я, охая, скатываюсь с постели и ковыляю по направлению к ванной, он слoвно сам себе сказал:

   - А может тебе помочь? Помыть, спинку потереть? Ты совсем без сил.

   - Не надо! – я рва?ула к вожделенному душу резвее. ? спину полетел смех. «Какой-то он слишком счастливый», - пробурчала я себе под нос, шагая в прозрачную кабинку.

?ЛАВА 16

На третий день мы выбрались на прогулку днем. Ярко светило солнце, снег переливался миллиардами алмазных искорок, мороз если и был,то небольшой, минус пять, не больше. Самое комфортное время зимой.

   Раньше, когда мы гуляли в темноте, Раста было не отличить от обычного человека. Сейчас же при свете дня особо ушлые прохожие узнавали домина. Не знаю, мо?ет быть, их портреты печатались в ежегодном вестнике,или его лицо имеет типичные черты императорского рoда? А может властный взгляд, красота, высокий рост, уверенные движения говорили сами за себя?

   На меня же смотрели по–разному - недоверчиво, завистливо, ревниво, особенно представительницы слабого пола. Вот так и идут в народ истории – о влюбленном домине в простую девушку. Потому что иначе как влюбленностью его поведение не назовешь. Он постоянно касался меня, обнимал, целовал в щеку, висок, губы , поправлял шарф, грел мои руки в своих. На зрителей ему было плевать, словно он один среди толпы народу, а я… видела и ощущала все взгляды, направленные на нас, как липкие прикосновения.

   - Поехали лучше покатаемся, – предложила я, в конце концов, – расскажу о Москве, где что находится. А вечером заедем ко мне домой, – я чуть было не добавила – в последний раз. Расставаться с Москвой не хотелось. Умом я понимала, что я сделала свой выбор, выбрав левый мир, oперацию, жизнь без слепоты, но сердце тоскливо сжималось, сознавая, что вижу свой мир в последний раз.