— Джонас Уайльд, бывает ли когда-нибудь время, чтобы ты не был готов обсуждать чьи-либо комплексы? Он нанимает на работу меня, тебя и еще кучу народу. В отличие от нас, они считают — и справедливо — что он довольно важный правительственный чиновник. Но поскольку мы знаем его лучше, то знаем еще и то, что эту тему не стоит развивать.
— А на какую работу он нанял тебя?
Фелисити встала, зажгла две сигареты и дала одну ему.
— Я его доверенный секретарь. И телохранитель, когда нужно. И его аварийный монтер, здесь в Великобритании, точно так же, как ты делаешь для него грязную работу в остальной части мира. О, он ходит со мной на обеды по меньшей мере дважды в неделю, а затем приезжает сюда, так что весь мир, как и ты, Джонасу, считает, что я его любовница. Но он действительно счастливо женат на даме из потрясающе аристократического семейства.
— И он ни разу пальцем тебя не коснулся?
— Именно так, мой милый. Он в жизни не коснулся меня пальцем. Мне кажется, он считает, будто прикосновение к женщине может его осквернить. Я не знаю, как он договорился с высокородной Кэтрин, но сама никогда не видела, чтобы он прикоснулся хоть к какой-нибудь женщине.
— Я всегда знал, что кручусь рядом с интересными делами, — Уайльд вылил остатки из бутылки.
— Так что видишь, Джонас, я была бы рада броситься к тебе очертя голову. Ты — один из самых привлекательных мужчин, кого мне когда-либо доводилось встречать. Но ты же знаешь, что говорят о служебных романах, а я не питаю никакой надежды на то, что хоть что-то можно сохранить в тайне. — Она окинула его долгим взглядом. — Ты должен понимать, что это мой путь.
Уайльд глядел ей вслед до тех пор, пока не услышал, как ключ повернулся в замке входной двери
— Нет, решительно, это не моя ночь!
Этот мужчина был среднего роста, ему, пожалуй, не хватало пары дюймов до шести футов. Он не был худым, но и не казался полным. Одет он был в синий костюм и черное пальто, и лишь снял шляпу, напоминавшую старомодный котелок, и теперь держал ее в той же руке, что и зонтик. Его ярко начищенные ботинки еще сильнее блестели от воды. Он с незаинтересованным выражением оглядел комнату и закрыл за собой дверь. На его лице не было никаких отличительных примет. Нос можно было бы назвать греческим, но он был чрезвычайно аккуратно расположен между совершенно обычным ртом и столь же обычным лбом, разделяя пару невыразительных, как у коровы, карих глаз. Снизу лицо завершал ничем не примечательный подбородок. Вряд ли что- либо из черт этого лица можно было назвать приметой. Темные волосы были аккуратно причесаны и не казались ни слишком короткими, ни слишком длинными. Уайльд встал, задавшись про себя вопросом, был ли этот человек выбран для своей работы благодаря абсолютно незапоминающейся внешности, или сделал себя таким уже после назначения на должность.
Сэр Джеральд прислонил зонтик к стулу, а шляпу положил на сидение.
— До чего неприятная ночь, Фелисити. Я бы выпил стакан сухого хереса. — Он сел, закмнув ногу на ногу. Вы набрали лишний вес, Уайльд. Как ваша рука?
— Врачи говорят, что вылечили.
— А мисс Лонгтри?
— Как требовала инструкция, я максимально долго держал ее под защитой, вернее под домашним арестом.
— Который продолжался…
— Пока она не устала от меня и не смылась. Такую девочку как Линн Лонгтри трудновато развлечь. Для этого требуется половая активность шестнадцатилетнего мальчишки и искушенность сорокалетнего гедониста.
— А ты мог предоставить ей только одно качество из двух. — Фелисити вернулась с полным подносом. — Надеюсь, ты не собираешься заливать «баккарди» поверх выпитого шампанского?
— Я готов залить «баккарди» поверх чего угодно, милая. А теперь, сэр Джеральд, не расскажете ли мне, что случилось с коммандером Моккой?
— В конце концов русские вернули его нам. Его рассудок не в полном порядке, но мы надеемся, что со временем он совершенно восстановится. — Сэр Джеральд потягивал свой херес. — А теперь, Фелисити, я намерен обсудить минувший вечер.
— Как и было намечено, я выявила рекламодателя и положила на нее глаз. Следила три дня. Этим вечером появился Уайльд. Поэтому я позвонила вам и вернулась к исполнению служебных обязанностей.
— Уайльд?
Уайльд пересказал все вечерние события, начиная с телефонного звонка в клуб «Мечта».
— Инга Либерстайн, Фелисити?
Фелисити уставилась в кремовый потолок.
— Инга Либерстайн. Родилась в Дрездене, Германия, 16 декабря 1935 г.
— Так вот почему у нас с ней вместе ничего не получилось, — сказал Уайльд. — Мы оба Стрельцы.[7]