Доминатор

— мне оставалось только думать. В то время у нас был хороший дом, мистер Уайльд. Он находился на этом самом месте. В один прекрасный день я с помощью сыновей разрушил его и построил травяные хижины. Тогда же я связался со своими бывшими компаньонами, оставшимися в Англии, и узнал, что по меньшей мере восемь человек из них все еще тоскуют по той жизни, которую мы вели в течение года. Я пригласил их приехать сюда и остаться со мной на некоторое время. Здесь мы обсуждали и приводили в систему положения нашей веры, а затем они вышли в мир, чтобы нести нашу веру людям. Они все уже мертвы, увы, но движение развивается. Много лет оно мало проявляло себя, поскольку мы не проявляли всей возможной активности. Но два года назад я пришел к выводу о том, что необходимо заявить миру о себе Я предпринял мировое турне, и результаты оказались поразительными. Несколько миллионов человек смогли услышать о нас, понять нас, и поверить нам.

Конечно, лишь немногие из Последователей посещают Чад. Только те, кто, по нашему мнению, могут стать полезными членами Внутреннего круга приезжают сюда и живут здесь от нескольких месяцев до года. Потом они уезжают, и несут в мир наше слово. Огромная масса наших последователей это те, кто просто усвоил наши советы, возможно даже не полностью или неверно понимая их значения. Но вы сможете лучше представить себе численность наших последователей, если я скажу вам, что во Внутренний круг входит более десяти тысяч человек.

— По тысяче фунтов за голову. Это получается десять миллионов. Вертолет обошелся вам, вероятно, в сотню тысяч. — Уайльд огляделся вокруг. — А где же вы держите остальное?

— В швейцарском банке, мистер Уайльд.

— Это резерв на тот случай, когда Бог состарится?

— Мне семьдесят восемь лет. Как долго, по вашему мнению, я смогу протянуть? Кроме того, вы должны понять, что лишь часть кандидатов во Внутренний круг может осилить такой взнос. Мы принимаем богатых людей, таких как мисс Борэйн, как вы, мечущихся в поисках брони для своего сознания, которая даст им возможность выстоять перед трудностями жизни, а они оплачивают тех неимущих, кто стремится работать для нашего движения.

— И в чем же заключается эта работа?

— Мы стремимся к миру между народами и полагаем, что мир подвергается опасности, которая, впрочем, грозила ему всегда, из-за властей предержащих, из-за законов, которые создавались для того, чтобы держать массы в рабстве, а не для усовершенствования человечества. Но пойдемте, мы уже достаточно много обсудили. Мне понравился наш разговор. Должен признать, что вы, в отличие от большинства новичков, обладаете пытливым и аналитическим разумом, и уж конечно не считаете мир слишком тяжелым бременем. Вы предельно закрытый человек, как можно понять по вашему поведению. Кстати, то, как вы сопротивлялись действию борбора, просто замечательно. Я рассчитываю узнать, какова же истинная причина вашего появления, мистер Уайльд, потому что, естественно, те глупости, которые вы говорили насчет желания остаться наедине с самой красивой девушкой в мире были просто-напросто позаимствованы из самых банальных образцов западной литературы. Однако, раз вы выразили желание, то моя обязанность — и удовольствие для меня — удовлетворить его. — Укуба встал. — Самая красивая женщина в мире, мистер Уайльд. Моя жена.

6

Уайльд резко вскочил на ноги. Из темноты, окутывавшей заднюю часть хижины, вышла женщина. Возможно, она находилась там все время.

— Ваша жена? — Он чувствовал себя так, будто призовой жеребец со всей силы лягнул его в солнечное сплетение.

— Именно так, мистер Уайльд, — сказал Укуба. — Ее имя Инга.

Серые глаза, тяжело смотревшие из-под белого савана ее хайка, всегда напоминали Уайльду сосульки, свешивающиеся с крыши занесенного снегом дома. За два года, проведенные в Африке, ее лицо, изваянное безымянным современным

Поликлетом,[25] загорело до цвета красного дерева, но в остальном эта женщина должна была остаться неизменной. Он достаточно хорошо знал ее, и был уверен, что и прямые платиновые волосы, и почти совершенное тело также должно было остаться неизменным, даже в том случае, если она, согласно местным правилам, родила ребенка. А если ее лицо и тело не изменились, то и мозг не мог измениться. Уайльду пришло в голову, что в самолете он представил себе ситуацию в слишком желательном для себя свете. Инга не изменилась. Инга не могла измениться до самой смерти. Ее цветом был синий лед.

— Инга, вот этот человек, — негромко сказал Укуба. — Расскажи мне о нем.

— Да, мой Бог. — Даже ее голос нисколько не изменился. Она говорила так тихо, что Уайльд инстинктивно напряг слух, но при этом так четко, что нельзя было пропустить ни слова. — Я знаю его. Это Джонас Уайльд. Он прибыл сюда, чтобы убить вас.