Доминика из Долины оборотней (СИ)

– В любом случае, в ближайшее время ни о какой школе и речь не идёт. Ты выдашь себя в первую же минуту. Ты, конечно, осваиваешься семимильными шагами, я поражён не меньше твоего отца, но до того момента, когда ты сможешь предстать перед посторонними без риска разоблачения, ещё очень и очень долго. Книги, тетради, авторучки – едва ли не самые хрупкие предметы, с которыми тебе придётся иметь дело, их легче всего порвать и испортить. Так что...

– Так что школа отменяется в любом случае, – я расплылась в довольной улыбке. – Единственное, о чём я буду жалеть – это общение в Эриком.

– Но ты сможешь видеться с ним вне школы, – подбодрил меня Фрэнк.

– Точно! Ты же его дядя!

– Вообще-то, я дядя его деда. Но в нашей семье, как и в вашей, степень родства не особо важна, и дети, как правило, называют всех взрослых родственников дядями. Да и проще это в быту. Что бы ты подумала, если бы он представил тебе меня, как прадедушку?

– Что ты очень хорошо сохранился, – улыбнулась я. – Не знаю, насчёт ПРАдедушки, а за дедушку ты, пожалуй, мог бы и сойти, с этой своей бородищей.

– Ты мне её вечно припоминать будешь? – наигранно-обиженно пробормотал Фрэнк.

– Ага! – радостно закивала я, затем посерьёзнела. – Мне она вообще-то не мешала. Подумаешь, борода. Думаю, если бы ты её оставил, для меня бы ничего не изменилось. Просто теперь я знаю, что именно ты под нею прятал, и не хочу, чтобы спрятал снова. Ты такой красивый!

– Ты тоже, – лёгкий поцелуй. – Ты самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал. А встречал я за свою жизнь многих, уж поверь. И ни одна с тобой не сравнится.

Я крепче прижалась к Фрэнку, блаженно улыбаясь от его слов. Я прекрасно знала свои достоинства и недостатки, но в глазах Фрэнка я была совершенством, так какая мне разница, что для всего остального мира я – тощая оглобля.

Интересно, я такой и останусь на веки вечные или всё же изменюсь? Наши женщины, да и мужчины тоже, перерождаются уже после того, как их тела достигают своей идеальной формы, и после этого не меняются. С другой стороны, гаргульи перерождаются в ранней юности, а «застывают» спустя несколько десятков лет, когда их тела достигают своего расцвета. Возможно, я тоже продолжу меняться, ведь я обратилась раньше времени, моё тело всё ещё «подростковое», я пока, в каком-то смысле, гадкий утёнок.

И хотя для Фрэнка я красива в любом виде, как и он для меня, всё же хотелось бы слегка измениться. Пусть постепенно, со временем, но измениться.

И опять же – возраст. Для меня, как и для любого другого бессмертного существа, разница в возрасте не играла вообще никакой роли, а вот для людей это важно. И в данный момент я выглядела несовершеннолетней, а Фрэнк – взрослым, тридцатипятилетним мужчиной. Люди будут коситься. А это неприятно. И даже если у меня будут документы, в которых будет написано, что мне уже лет двадцать, например, каждому прохожему их в нос не ткнёшь, увы.

Так что, будем надеяться, что я ещё немного изменюсь.

– Ну, что, продолжим занятия? – спросил Фрэнк, поскольку хлеб закончился, и утки разбрелись по своим делам.

Я кивнула и поняла, что у меня проблема. Поскольку зов природы настойчиво требовал моего внимания. Как же просто было раньше, до тех пор, пока я, во-первых, не осознала, насколько хорошо меня слышно во время отправления естественных надобностей, и во-вторых – пока я не стала рвать свою одежду при любом прикосновении.

– По какому поводу такой сокрушённый вид? – тут же поинтересовался Фрэнк. – Так надоели тренировки?

– Не в этом дело, – помотала я головой и, понимая, что тайн друг от друга у нас просто не должно существовать, пояснила. – Мне нужно... в туалет.

– Да, это пока ещё проблема, достойная вздоха, – Фрэнк моментально меня понял. – Расстегнуть тебе джинсы или попробуешь сама?

– Расстегнуть, – попросила я. – Будет жалко, если я их порву. А лучше бы мне, наверное, переодеться в «домашнее».

– В большую футболку? – уточнил Фрэнк и, после моего кивка, повёл меня в палатку.

Присев на корточки, он расстегнул мои джинсы и стянул их с моих ног так, что мне осталось лишь вышагнуть из них. Потом снова зашёл мне за спину.

– Руки вверх.

Я привычно подняла руки, и моя футболка исчезла. Я ждала, что вот сейчас на меня будет надета другая, побольше, но ничего не происходило. Потом моего обнажённого плеча коснулись пальцы Фрэнка. Едва касаясь, они прошлись по плечу, шее, верхней части спины, поглаживая, лаская.

Я закрыла глаза и чуть отшатнулась назад, желая уменьшить расстояние между нами, прижаться к Фрэнку, но у меня не получилось. Тогда я полностью сосредоточилась на его пальцах, чувствуя зарождающееся под ложечкой томление. В этот момент другого плеча коснулись его губы и я, не выдержав, слегка застонала.

Губы замерли, потом отстранились. Я и услышала, и почувствовала кожей тяжёлый вздох, а потом едва слышное:

– Два дня. – А потом, уже громче: – Подними руки, Солнышко.