Доминион

За время, проведенное в Драквальде, Питер изменился. Все они изменились, но Питер — больше чем кто-либо другой из его извращенной пародии на семью. Он регрессировал, вел себя почти как животное и жрал так, словно каждая еда — последняя. Отвратительно.

В лесу он затеял свою игру за власть, бросив вызов Йереку, отстаивая право самому вести вампиров к безопасности. Волк ответил на вызов — и одним ловким ударом кастрировал Питера. Сделавшись слабейшим из всех, теперь он подкрадывался к жертве в темноте, как мелкий хищник, хорек или горностай, или иной зверек, привыкший рыться в людских отбросах.

Эммануэль, жена Питера, была чудовищем совсем иного рода. Конрад понимал, почему Питер выбрал ее. Не из-за красоты: она была скорее интересной, чем привлекательной, и черты ее лица казались слегка перекошенными. Нет, Питер обратил ее за то, какой женщиной она была. Даже сейчас смертное сияло в ней, затмевая бессмертное. С губами, рдеющими от свежей крови, и глазами, переполненными потерянными душами, в ней легко виделась женщина, бывшая при жизни очаровательной. В смерти же она стала роскошной.

Рядом с ней располагался весьма недовольный соседством Ганс. Из них всех он, пожалуй, больше всего походил на того, кто его породил. В нем чувствовалась какая-то отчужденность, но она легко ломалась под напором его дикого темперамента.

Йерек прятался в тени, не присоединяясь к застолью. Как всегда. Ганс не выносил Волка. Он не делал тайны из своей брезгливости — зачем Влад разделил кровь с отребьем вроде Йерека? Из издевательского почтения Йерек старался держаться как можно ближе к Гансу, раздувая угли вампирского гнева. За столом он лично прислуживал Гансу, зная, что это раздражает вампира. Конрад был уверен, что Йерек ощущает: его место в семействе под угрозой из-за последнего отпрыска Влада. А Ганс все никак не мог повзрослеть. Порой он становился совершеннейшим ребенком, избалованным шалопаем, и часто бесился, не в силах добиться своего.

Фриц, последний из братьев, сидел рядом с Константином; если Ганс был луной, то он — солнцем. Угрюмости и задумчивости Ганса Фриц противопоставлял оживленность и болтливость. Его окружали целый выводок потомков и семь великолепных женщин, соревнующихся друг с другом за право исполнить его причудливейшие капризы. При жизни он был гедонистом, а в смерти удовлетворял любое свое желание. Любое.

Младшие вампиры занимали скамьи у стен, насыщаясь потихоньку местным мясцом.

— А теперь танцы, — хлопнул в ладоши Фриц. Семь его «дочерей» кинулись к центральной сцене, и их гибкие тела поплыли в текучей эротической пляске с тончайшими покрывалами — женщины танцевали для своего отца, подарившего им смерть. Фриц скрестил руки на объемистом животе и откинулся поудобнее, наслаждаясь представлением.

Конрад тоже наблюдал за женщинами. Их провокационный танец смущал его. За спинами плясуний маячила тень его матери, неодобрительно покачивая головой и хмуря брови, вдребезги разбивая всякое возбуждение. И все же он следил, как они движутся, играя в танце короткими кривыми мечами, чьи опасные лезвия усиливали чувственность грации вампирш.

Затаив дыхание, Конрад не отрываясь смотрел, как блеснули мечи, вспарывая кожу, а потом все кончилось — семь женщин упали на пол под восторженные аплодисменты Фрица. Когда плясуньи поднялись, к овации присоединились и остальные, и вскоре зал наполнился шумом восхищенных голосов. Конрад встал, поднял руку, призывая к тишине, и не опускал ее, пока не обрел полный контроль над толпой. Только тогда он кивнул.

— Думаю, пришла пора вкусить иную усладу. Мы уже набили желудки свежим мясом и порадовали взгляд видом этих юных леди. Теперь же настало время заглянуть в будущее. После этого, кажется, молодой Константин желает исполнить нам балладу собственного сочинения. Но сперва — прорицатель.

Двое из гамайя Конрада почти внесли под руки маленького чумазого человечка. За собой он тащил козла на веревке, которого, неуклюже поклонившись, подвел к столу. Козел был тощ, кожа да кости, и его хозяин выглядел не лучше.

Питер подавил смешок.

Ганс с отвращением покачал головой.

Фриц радостно захлопал, а Константин слегка поежился.

Эммануэль смотрела на Конрада, а не на странного коротышку с козлом, и граф обнаружил, что не может отвести взгляда. Правильно ли это — вожделеть потомство собственного брата? Он был уверен, что нет, но, так или иначе, множество лучших вещей в жизни дурны. Но это же не останавливало его желаний.

— Мой темный господин, — пробормотал вещун, пытаясь привлечь внимание Конрада. — Скажи, что ты желаешь узнать, и мы сверимся со знамениями. — Из-за скрученного обрывка веревки, служащего ему поясом, гадальщик вытащил тонкий, усеянный драгоценными камнями ритуальный кинжал, поднес клинок к губам и поцеловал лезвие. — Так что же, мой господин? Какой вопрос жжет твое сердце?

Слово «жжет» взорвалось у Конрада в голове. Кажется, сегодня оно преследовало его. Вампир повернулся к жалкому плешивому человечку с реденькой бороденкой и кожей, темной не от загара, а от грязи.