Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

В 1863 г., всего через двадцать лет после того, как султан Марокко объявил рабство древнейшим и незыблемым институтом, градоначальник Туниса написал генеральному консулу США письмо, в котором с помощью цитат из исламских священных текстов обосновывалась необходимость упразднения этого института. В самой Америке рост напряжённости между сторонниками и противниками рабства привёл к выходу из состава США южных штатов, сформировавших в 1861 г. собственную конфедерацию. Между ними и тем, что осталось от Союза, началась гражданская война. Разумеется, пока американцы продолжали уничтожать друг друга на поле боя, окончательно решить проблему рабства было нельзя. Однако в начале 1863 г. президент США Авраам Линкольн издал прокламацию, в которой все рабы на территории Конфедерации объявлялись свободными. Было ясно, что в случае победы сторонников Союза рабство может быть отменено во всех штатах. Градоначальник Туниса решил поддержать эту инициативу. Впрочем, он осознавал, что цитаты из священных текстов ислама вряд ли окажут влияние на американцев, и закончил своё письмо призывом поступать исходя из «человеческого милосердия и сострадания» [848]. Но это, возможно, и было ярчайшим свидетельством успеха протестантских аболиционистов, стремившихся придать своей кампании универсальный характер. Идея, которая всего лишь сто лет назад заботила лишь отдельных чудаковатых квакеров, распространилась повсюду, словно пылающая волна Духа. Оказалось, что для того, чтобы проповедовать доктрины евангельских христиан по всему миру, не нужны миссионеры. У юристов и послов это получалось даже лучше – главным образом потому, что они действовали незаметно. Преступление против человечности не могло не взволновать жителей нехристианских стран больше, чем преступление против Христа. Оказалось, что крестовый поход может закончиться ещё успешнее, если не выставлять крест напоказ.

Империи, которая впервые прибегла к этой практике, она сулила огромные преимущества. Британская кампания по борьбе с рабством не была циничным начинанием: она шла вразрез с краткосрочными интересами империи, как геополитическими, так и экономическими, и требовала огромных затрат. Однако, по мере того как отношение к рабству в мире менялось, престиж нации, которая первой от него отказалась, неминуемо рос. «Англия, – признал в 1862 г. персидский принц, – объявила себя непримиримой противницей работорговли и израсходовала большие средства для того, чтобы освободить африканские народы, с которыми её ничего не связывает, кроме человечности» [849]. Но пока принц удивлялся бескорыстию британцев, те уже начали извлекать выгоду из престижа, который оно им принесло. В 1857 г. договор, обязавший шаха положить конец работорговле в Персидском заливе, в то же время значительно усилил влияние британцев в Персии. Тем временем в сердце Африки миссионеры начали проникать в земли, где до тех пор не ступала нога европейца. Их рассказы об ужасных набегах поработителей-арабов укрепили веру многих британцев в то, что с рабством на континенте не будет покончено до тех пор, пока он весь не станет частью цивилизованного мира. Разумеется, под этим они понимали расширение собственной империи, воспринимая его как должное. «Потерявшуюся отыщу, и угнанную возвращу, и пораненную перевяжу, и больную укреплю, а разжиревшую и буйную истреблю…» [850] Так в Библии говорит Бог. Использовать эти слова, оправдывая завоевания, которые провоцировали настоящую борьбу за колонии, могла не только Британия, но и любая держава, достаточно мощная, чтобы быть уверенной в успехе подобной миссии. Покорить и заселить Африку – по знакомой иронии христианской истории – удалось в конечном счёте не поработителям, а освободителям.

XVIII. Наука

Река Джудит, 1876 г.