По своему обыкновению, он хотел набросать что-то вроде внутреннего отчета, чтобы вынести уроки из сегодняшнего сражения. Однако сегодня что-то мешало ему сосредоточиться. Прошлой ночью ему приснился странный сон: будто он бродит, изнемогая от солнца, по пустыне во власти невыразимой тоски. Потом некий голос указал ему путь и привел в убежище.
Странные грезы, без начала и конца, посещали Танкреда довольно часто – как, впрочем, и любого другого. Но в отличие от всех прочих этот сон возвращался: с начала путешествия Танкред видел его много раз. Что его смущало и даже всерьез тревожило. Он всегда считал себя рационалистом, абсолютно не склонным ни к каким суевериям, широко распространенным в армии. И все же этот проклятый сон, так похожий на предупреждение, ему совершенно не нравился. Но если предупреждение, что о чем?
Дойдя до нужного места, он выбросил эти мысли из головы. Ему хотелось в полной мере насладиться короткой передышкой в той изнурительной жизни, которую он вел на «Святом Михаиле». Прогулка по извилистым аллеям садов Армиды, особенно вечером, когда там почти никого не было, оставалась одной из простых радостей, которые он мог позволить себе на борту. Этот сад был одной из самых обширных зеленых зон на корабле, но не шел ни в какое сравнение с огромным садом Святой Марии, занимавшим всю поверхность двадцать шестого купола.
По образу традиционных парков, которыми славились европейские столицы в девятнадцатом веке, сады Армиды расстилались на многочисленных высоких холмах, покрытых травой и засаженных деревьями различных пород, между которыми змеились посыпанные гравием дорожки. Со всех сторон неслась живая музыка потока, ниспадающего бесчисленными небольшими водопадами; дорожки перепрыгивали через них по мостикам из искусственно состаренного дерева. Воздух был насыщен пыльцой и густо замешенным на запахе земли, мха и коры ароматом леса, которому все-таки не хватало существенного ингредиента: оттенка гнили. Танкред еще при первом посещении сразу же заметил это. Тяжелый запах разложения, царивший в любом подлеске и пропитывающий все, из чего состоял лес, здесь странным образом отсутствовал, напоминая тем самым об искусственной природе этого места, питаемого химическими концентратами и другими непахнущими веществами.
Легкие порывы ветра, исходящего неизвестно откуда, освежали нечастых бегунов, предпочитавших тренироваться здесь, а не на спортивных снарядах в огромных скучных гимнастических залах. За те почти четыре месяца, что прошли с момента старта, большая часть членов экипажа и солдат обзавелись своими привычками, худо-бедно воспроизводя на «Святом Михаиле» тот образ жизни, который предпочитали на Земле.
После отбытия у Танкреда совершенно не оставалось времени, чтобы хоть как-то наладить свой быт, настолько он был занят организацией и координацией работы своего подразделения.
Поначалу серьезным испытанием для всех стал сам взлет. Исходное ускорение продлилось всего шесть минут, но вызванная небывалым давлением, которое им пришлось выдержать, усталость, пусть даже по большей части смягченная компенсирующими полями, была такова, что практически вырубила людей на двадцать четыре часа. Потом понадобилась еще неделя, чтобы солдаты 78-го научились не блуждать в лабиринте корабельных переходов и начали привыкать к новой жизни.
Шли дни, и в монотонном чередовании военных учений и интенсивных физических тренировок, размеченном посещением столовой, воскресными богослужениями или же свободными вечерами, проведенными в таверне с друзьями, Танкред нашел свои ориентиры.
За недолгое время крепкая дружба связала его с братьями Турнэ, особенно с Льето. Его самого удивило, с какой быстротой их отношения стали почти близкими. Уже давно Танкред не испытывал такого взаимопонимания ни с кем из солдат. Он даже начал подумывать, что ничего подобного уже больше никогда не случится. Однако неожиданно для самого себя поддался обаянию этого безбашенного молодого фламандского барбоса, возможно, потому, что тот оказался одним из редко встречавшихся ему людей, кто не питал задних мыслей по отношению к другим, был простым и искренним, а главное, его не смущала та стена, которой Танкред порой отгораживался от прочих представителей рода человеческого.