Маленький Октош рыдал. Илья не знал, что делать — то ли утешать ребенка, то ли ругать за утаскивание имущества, то ли приносить всем извинения за избыточно резвый эксперимент. В конце концов он собрал с пола упавшие диски и положил в карман.
Октава подхватила рыдающего Октоша и унесла его в подсобку, а Октор вздохнул и налил всем оставшимся чаю.
— Я не понял, что это было, — спросил Боргер.
— Октош перепаял ему голову, когда гладил, возникло двойное подчинение, от чего наш бедный крокодил сошел с ума, — объяснил Илья.
— Он больше не будет, — мрачно пообещал Октор, убирая стекло от стаканов с пола.
— Да не в этом дело, — досадливо отмахнулся Илья. — Я сам виноват, эксперимент полностью сырой, надо было его в ящик спрятать. И потом я благодарен вам за найденную уязвимость. Проблема в том, что пока эта штука на синем золоте, она действительно самообучается, и заблокировать от таких вещей его полностью нельзя. Хотя… хотя… Если сделать его на другом управлении, такого не будет. Но он будет тупой и скучный.
Илья вздохнул. Октор тоже вздохнул. Боргер поглядел на них с интересом — вот ведь как все сложно.
В этот момент за стол подсел неизвестно откуда взявшийся Балакирев.
— Хотите чаю? — механически предложил Октор. А остальные вздрогнули.
— Нет-нет, спасибо, — вежливо отказался Балакирев, который свое питание брал неизвестно откуда. То ли из электричества, то ли уже пересел на фиррий. — Скажите, ваш сын уже успокоился? У меня есть что ему сказать.
Октор моргнул, исчез в подсобке и вернулся оттуда с несчастным Октошем.
— Здравствуйте, молодой человек, — доброжелательно посмотрел на него Балакирев. Октош только хлюпнул носом.
— Я хотел бы вам кое-что объяснить. Существо, которые вы приручили, не человек, не другой разумный вид и даже не животное. Оно конструкт. Я тоже конструкт и кое-что в этом понимаю.
Глаза у маленького Октоша округлились.
— У него появится что-то похожее на настоящий ум нескоро. При условии сохранения конструкции, конечно. — Балакирев посмотрел на Илью. Илья кивнул. — А в начальной фазе оно выполняет команды несовершенным образом. То есть то, что мы с вами сейчас и видели. Я уверен, его можно восстановить, но проблемы останутся. И от того, что вы будете прижимать его к сердцу, ничего не изменится. Повторение и последовательность, повторение и последовательность, вот ключ к успеху.
Октош прерывисто вздохнул.
— Я уверен, что Илья сможет сделать для вас отдельное создание с ограниченным функционалом, которое нельзя будет вот так перепрограммировать, что час назад вы столь блестяще осуществили. Но оно будет туповатым. Чистой игрушкой. А тот вариант, который мы тут с вами доблестно уничтожили, требует дисциплины прежде всего от вас.
— Я понял. Его нельзя брать домой, — печально произнес Октош.
— Да. Пока вы не уверены, что справитесь с ним и пока он всему, чему надо, не обучится, нельзя, — подтвердил Балакирев. — Я уверен, что Илья сможет привлечь вас к созданию нового конструкта, если вы будете вести себя ответственно и не ставить опасные эксперименты самостоятельно.
Октош закивал, переводя преданный взгляд с Ильи на Балакирева, а с них на отца.
Илья чуть не заржал. Вот ведь ловкая бестия этот Балакирев, подписал его на педагогическую деятельность не когда-нибудь, а сейчас.
— Ну хорошо, — Балакирев встал. — Раз инцидент исчерпан, угроза ликвидирована, я пошел.
И немедленно вышел. Никто ничего и сказать не успел.
— Что произошло? — вылетела из подсобки женская часть семьи.
— Нам предложено провести работу над ошибками во имя процветания мира и нашего духовного роста, — мрачно подытожил Октор.
— Чего? — обалдело переспросил Боргер.
Илья откашлялся:
— Я виноват, что выпустил эксперимент из-под контроля, а Октош в избыточной инициативе. За это мы должны будем поработать вместе, чтобы опасных ситуаций не было, а новый полезный опыт — был.
Боргер нахмурился. Чего-то они тут накручивают, но проблема решилась, вот и ладненько. Можно расходиться. Но тут из подсобки выглянула молодая Октрисс, которая одна не принимала участие во всем этом безобразии, и сказала, что готов пирог с курицей и рисом, и если кто-то…
— Да! — решительно ответили хором буквально все.
Когда Боргер благополучно добрался до Управления, он считал, что дело сделано, плод опасного эксперимента найден и уничтожен, все отлично. Но Балакирев считал иначе и требовал отчета.
— Ну зачем, — возмущался Боргер. — Я же разобрался! И ты сам все видел!
— Молодец, — похвалил его Балакирев. — Теперь отчет. Ты же не всю жизнь будешь здесь один работать. Твои будущие коллеги должны знать, что и как здесь бывает. Представь, если тебе подмогу прислали прямо с Меркатора. Или с Бодайбо. Что? Никогда не видел отчетов? Пришлю тебе пару штук.
Боргер вздохнул. Выпил чаю. Пошел покурить с Романом Николаевичем. Потом выпил еще чаю. И наконец сваял отчет на полторы страницы, выслал его Балакиреву и занес в каталог под номером один и названием «Дело о пропавшем крокодиле».
***