Домино

– Ну, где моя карета? – требовательно вопросила она.

– Леди Манреза, – раздался голос в темной глубине холла, – вы ведь не собираетесь сбежать прямо сейчас?

– Именно это я и намерена сделать, потому что приглашена в гости, – отозвалась дама, упомянув имя некоего блестящего пэра, в чей дом в Ричмонде была звана обедать. По пути она натянула на свои крупные руки пару шелковых перчаток и пристроила на голову соломенную шляпку, украшенную двумя страусовыми перьями цвета берлинской лазури.

– Уже четвертый сеанс! – посетовала она. – Право, сэр Эндимион, – (джентльмен, появившийся в дверном проеме, был, в самом деле, мой прежний партнер по висту), – если вы наконец не поторопитесь, придется вам пририсовывать к моему портрету морщины, а вместо зубов изобразить дырки!

– Леди Манреза! – В голосе сэра Эндимиона прозвучали умиротворяющие ноты. Нас с Джеремаей он, как будто, не замечал. На нем красовался спенсеровский парик, кружевной галстук, холщовая рубашка с гофрированными оборками; серая рабочая блуза, надетая сверху, была испещрена пятнами засохшей краски – киновари, желтого лака и кажется, двумя-тремя мазками асфальта. Он схватил одну из затянутых в перчатки ладоней дамы.

– Леди Манреза, – повторил сэр Эндимион, – сего не опасайтесь, ибо потороплюсь я или нет, но эта прелестная щечка, – (измазанная краской оборотная сторона его ладони нежно описала круг вдоль названной детали лица дамы, сообщив ей ярко-красный цвет, в точности схожий с пятнами киновари на костяшках его пальцев), – эта прелестная щечка долгие годы будет цвести и пылать румянцем…

– О, сэр Эндимион! – воскликнула дама, на несколько мгновений забывшая, казалось, о спешке; вскоре, однако, она вернулась мыслями к лорду и визите в Ричмонд и с прежней решительностью обратилась вдруг к Джеремае:

– Карету, немедленно карету!

– Еще один час, леди Манреза. – Голос сэра Эндимиона одновременно приказывал и молил. – Это все, о чем я прошу, миледи. Ну хотя бы полчаса.

Но леди заметила карету, подхватила, чтобы не испачкать в грязи, свои юбки и под хлопанье страусовых перьев (они трепетали над горой волос, как штандарты над овеваемым ветрами мысом) одолела изрытый колеями участок пути до кареты, где слуга в красной ливрее с золотыми парчовыми эполетами Церемонно помог ей забраться внутрь.

– До следующей встречи, – крикнула она в окошко, откуда свешивались ее страусовые перья (потолок в карете был низкий).

– Она несносна! – воскликнул в дверях сэр Эндимион, ни к кому не обращаясь, и сопроводил это замечание вздохом.

– Джордж Котли, сэр, к вашим услугам, – воспользовавшись случаем, произнес я, когда неукротимое создание унеслось прочь в своей карете. Я стянул с себя треуголку (все еще влажную) и изобразил низкий поклон. – Я явился, сэр, чтобы заплатить свой долг. – Мое приветствие, как я заметил, не произвело должного впечатления, поэтому я склонился еще ниже.

Сэр Эндимион, щурясь, взглянул на меня, потом на Джеремаю, словно бы видел нас впервые.

– А, ну да, – проговорил он. Красивое лицо сэра Эндимиона утратило всякое выражение; даже наше грязное платье и мой туго завитой, лишившийся малейших следов пудры парик его, как будто, ничуть не удивили. – Мистер Котли. Конечно. Живописец. Да, да. Отлично. Я ждал вас – Он ответил на мой поклон и до отказа распахнул дверь. – Джентльмены, прошу в дом.

Глава 12

– Ну вот… да, хорошо… натяните-ка это, – распоряжался сэр Эндимион чуть позднее. – Джеремая поможет вам с чулками… ага, вот так. Превосходно. Хороший мальчик. А теперь парик; да-да. Так… Куда подевался веер миледи?

Пока сэр Эндимион оглядывал комнату в поисках названного аксессуара (мы находились в студии, на третьем этаже), Джеремая натянул мне на икры белые шелковые чулки и обхватил их над коленом черными подвязками. Затем он освободил мой задранный кринолин (державшийся на его предплечьях), и тот долго еще вращался и колыхался; подол платья тоже упал вниз, на изящные белые туфельки, в которые были безжалостно втиснуты мои ноги. Затем мне на голову был водружен нарядный женский парик с перьями и лентами, в то время как мой собственный обсыхал у камина в соседней комнате вместе с платьем.

– Превосходно, – заявил сэр Эндимион, который успел найти веер и отдать его Джеремае, а сам вернулся к мольберту. – Все сидит как влитое. Вот вам леди Манреза собственной персоной.