Домино

Отойдя от карточного стола, я занял один из буковых стульев у окна и, притаившись в тени тяжелой камчатной занавески, стал размышлять о том, как справиться с ситуацией или даже обратить ее себе на пользу. Со временем я заметил, что выбрал себе место рядом с тем самым пожилым джентльменом, который прежде попался мне на глаза. Ни пряжки на туфлях, ни окно его больше не занимали – всеми заброшенный, он, казалось, погрузился в дремоту, давая мне случай получше его рассмотреть. Роста он был немного ниже среднего, но, при коротких конечностях, которые заканчивались совсем уже миниатюрными ладонями и ступнями, обладал внушительным брюхом, туго натягивавшим его бледно-зеленый, с желтоватым отливом камзол. На небольшом, кремового цвета личике выделялся своими размерами костистый нос – ни дать ни взять клюв ястреба-перепелятника. Кончик этого изогнутого клюва подобием клещей сходился с выпуклым бритым подбородком, почти полностью скрывая из виду крохотный рот. Время от времени это стянутое отверстие судорожно приоткрывалось и делало мимолетный выдох, орошая брызгами галстук, потом захлопывалось, как пасть черепахи. Ноги этого странного создания, в шелковых чулках одного цвета с камзолом, были вытянуты в разные стороны, а голова так низко склонялась вперед, что оставалось гадать, как долго на ней продержится парик.

Наблюдая это существо, я почувствовал беспокойство, словно встретил на веселом празднике призрачного посланца далеких недобрых сфер. Я перехватил тревожные взгляды одного или двух гостей – они тоже как будто проницали некую трагическую тайну, вторгшуюся в этот сверкающий огнями зал; но я не был уверен, что правильно истолковал выражение их лиц, поскольку они тут же отворачивались.

Вскоре я забыл о странном старике и стал прислушиваться к беседе двух своих соседок, которые прятали лица за складными японскими веерами. Они обсуждали нашего хозяина – я его еще не видел.

– Его светлость давно живет на Сент-Джеймской площади? – спросила одна из них, приведя в правильное положение несколько апельсинов и бананов, венчавших ее лоб.

– Да, дорогая, – отозвалась ее приятельница (прическу последней украшала миниатюрная ветряная мельница, подвижные крылья которой сверкали драгоценностями). Томный голос этой дамы выдавал привычку повествовать о всевозможных бытовых мелочах. – Всю жизнь. Дом арендовал еще его отец. – Она помолчала. – Вы его, конечно, помните?

– Да, растяпа-торговец, если не ошибаюсь? Говорили, он потерял состояние в Компании Южных морей.

– Добро бы только состояние.

– Да что вы?

– А вы не слышали? О его жене, леди У***? – Чуть погодя она добавила свистящим шепотом: – Скандал первостатейный!

В чем заключался знаменитый скандал с участием матери нашего хозяина, мне – по крайней мере в тот вечер – узнать было не суждено: не успели дамы, снизив тон до недоступного посторонним шепота, возобновить разговор, как чудак справа от меня, заметно встрепенувшийся при упоминании леди У***, внезапно выпрямился. Затем, бросив на дам испуганный взгляд, он поспешно вскочил и с проворством, трудно совместимым с его годами и прежней нетвердостью в движениях, пустился в бегство за порог гостиной.

Любопытствуя, как откликнутся окружающие на эту странную выходку, я огляделся: дамы, давшие, судя по всему, ей толчок, ничего вроде бы не заметили, равно как и остальные гости. Можно было подумать, что я, сидя у окна, наблюдал исчезновение бесплотного духа, никому другому не видимого.

Беседа двух дам между тем шла полным ходом, и я вновь различал слова, однако обсуждаемый предмет поменялся, и тон, взятый в отношении некоторых гостей, задел меня как чересчур вольный. Напомню: в ту пору я оставался весьма добропорядочным молодым человеком. Я был немало смущен тем, что, зажатый у окна как в ловушке, вынужден наблюдать сцены и выслушивать щекотливого свойства сплетни, для меня отнюдь не предназначенные. Узнав о потерях предыдущего лорда У*** в Компании Южных морей, я вспомнил о своих собственных недавних долгах, и буйное веселье окружающих не помешало мне слегка вздрогнуть.

Новый стакан пунша несколько вывел меня из равновесия, в ноздри ударил пряный запах духов (ранее казавшийся легким и освежающим), потолок с хрустальной восьмиугольной люстрой качнулся над головой. Решив, что пора выйти на воздух, я поднялся со стула и покинул переполненную гостиную. При отступлении я нечаянно толкнул плечом певицу, из уст которой полилось в ответ отнюдь не то ангельское меццо-сопрано, что при исполнении арии. Я кое-как извинился, миновал, спотыкаясь, двери и пустился вниз по лестнице.