Домодедовские истории (сборник)

– Слава, Господь с тобой! Мы же с ней сестры. Ей было пять, а мне три, когда мы по свету с ней стали мыкаться. Мы должны помогать друг другу. Неси рюкзак, сейчас все упакуем, чтобы завтра ничего не забыть.

Она заботливо уложила в рюкзак варенье, пару банок «синеньких», много сушеных жердел, потом вытащила из-под кровати мешок со Славкиными сушеными яблоками и спокойным таким голосом сказала:

– Так, Славик, давай по совести. Тебе половину и моим девчонкам половину. Они тоже любят компот. А лето, сам видел, червивое, нет яблок.

– Конечно, много же всего дали. Целый рюкзак.

Славка ничего не знал об Эпикуре, но вдруг почувствовал он, как загадочная и пугающая взрослость заполняет его душу. Он стоял перед склоненной над мешком тетей потный, красный, злой и молчал. А тетя Маша ловко подхватила с подоконника длинный красный ситцевый мешок (вот зачем он тут лежал целую неделю!), пристроила его к сильно надутому Славкиному мешку и устало молвила:

– Подержи.

Славка внимательно слушал, как шуршат сушеные его яблоки, и взрослел. Злился на весь мир, и на себя в том числе, стыдился за всех сразу и за себя, и судорожно пытался найти выход из стыдного положения. Сначала он хотел бросить все и уехать с одним чемоданом, потом решил поговорить начистоту с тетей. Как же так? Если Вы видели, что я по деревьям стучал, сказали бы. Значит, нарочно молчали? Но что-то, то ли детское, то ли взрослое, остановило его. Он подумал: «А вдруг она не из-за этого берет мои яблоки? Но из-за чего же тогда?»

Мамина радость и его взрослость ополовинились, и ничего с этим поделать он не мог, хоть взрослей, хоть не взрослей.

Ночью Славка еще больше разозлился, и какие только мысли не пришли ему в голову. То он хотел выкупить сушеные яблоки на деньги, которые тетя Маша давала на кино и на мороженое, то ему казалось во сне, что она пошутила. То он ругал себя: зачем дожидался ее, может быть, утром она и не вспомнила бы про компот. То вдруг появилась надежда на бабушку. А когда дело пошло к утру, он совершенно четко увидел на полу свой мешок, да такой огромный и туго набитый, что сразу стало хорошо, и он крепко уснул.

Мама обрадовалась сыну, гостинцам и особенно сушеным яблокам, историю которых он рассказал ей всю целиком, и не капельки не огорчилась.

– Она не жадная, сынок. Она хорошая. Не говори так, – сказала мама, положила мешок в шкаф и добавила: – Маленький ты у меня еще.

Славка не стал спорить, потому что на улице его ждали друзья и лето. Оно быстро улетучивалось, а летних дел оставалось еще много.

Мороженое в городе Серпухове

Холодный автобус с ледяными занавесками вез их к вокзалу. Славка сидел у окна и даже не пытался продышать дырку во льду, вспоминая мамины слова: «Не тужи. Я вылечусь и больше пить не буду. А тетя Настя купит тебе мороженое в Серпухове».

В мороженое не верилось.

«Не будет его на вокзале, а в Москве она вообще не купит, скажет: „Как-нибудь в другой раз“», – подумал он, выходя из автобуса, и вдруг увидел мороженое! Самое лучшее – в вафельном стаканчике. Девушка в сером пальто держала его перед собой, чтобы все видели: мороженое! Продается!!

У него даже руки вспотели: «Ничего она не скажет!» Но она сказала: «„Детский“ и „взрослый“ до Москвы. Спасибо. А мороженое как-нибудь в другой раз. Пить ведь захочешь. Где я тебе воду найду».

Он удивился: «Никогда в жизни я у нее пить не просил!» Но промолчал: они уже шли по платформе.

От ужина он отказался. Лег спать.

Она накинула на высокую спинку кровати два полотенца, отгородив племянника от телевизора, выключила свет. Загудел трансформатор, захотелось есть.

– Отдыхай. Завтра в школу, – услышал он ее голос и, засыпая, успел подумать: «Оно в Серпухове такое же, как и в Москве. А мамка вернется из больницы – она мне купит. Обязательно!»

Осенний ландыш

В последний день лета к Ольге приехали сестры, Настя и Вера. Суровые, однако. Пообедали. Похвалили картошку, рассыпчатую, и пирожки. Но хвалили они скупо. Славка заметил это, догадался, что не просто так они приехали, сказал сконфуженно:

– Я на улицу.

– Ты же с нами хотел! На природу. Пойдем!

– Пусть гуляет! – приказала тетя Настя, хотя до этого ни в чем не потакала племяннику.

Дверь за ним мягко щелкнула. Сестры, каждая на свой лад, вздохнули. Вера (она приехала в Москву на консультацию к врачам) не стремилась на улицу. У нее своей природы, в саду и в огороде, хватало. Настя жила в Москве, у Никитских ворот. Окно ее длинной комнаты смотрела в стену старого дома, искривленного многочисленными пристройками. Работала она в ГУМе рабочей, на складе, в подвале. Ей хотелось на природу.

Русоволосые, голубоглазые, но в остальном очень разные они спустились по деревянной мытой лестнице со второго этажа, пошли по поселку. Ольга выдвинулась чуть вперед.

– Тебя на расстрел, что ли, ведут! – крикнула вслед знакомая у колонки.

– Это же сестры, гулять идем.

Она замедлила шаг, пыталась встать в линию с сестрами, но те сблизились, выдавливая ее. Они вышли за поселок.