С электрическим утюгом он не играл, спокойно ждал новогодние праздники. А угольный железный утюг молча ржавел в сарае и так поржавел, что даже Славка о нем не вспоминал, удивляясь, почему мама не выбросит ненужную железяку?!
А весной, когда конструктор уже надоел и на поселок однажды приехал тряпичник на старенькой телеге, Славка понял, какая у него хорошая мама. Он очень хотел выменять у тряпичника на что-нибудь пугач – почти настоящий кольт на вид, только очень белый для настоящего пистолета, но все равно красивый. Славка отдал тряпичнику старое свое пальто и одеяло, которым мама накрывала люк погреба, где зимою хранилась картошка и стояла большая бочка с квашеной капустой, еще какие-то ненужные тряпки. Но дядьке этого была мало.
– Не хватает на пугач, – пробубнил он коротко.
Славка, кроме своей мамы, никого больше не умел уговаривать. Он угрюмо отвернулся от телеги, но вспомнил, что дома старых тряпок больше нет, буркнул печально:
– А железяку возьмете?
– Какую еще железяку? – переспросил старьевщик.
– Угольный утюг, тяжелый…
– Совсем обеднял народ на поселке. Даже тряпок старых нет. – Тряпичник вредно цыкнул, мол, не обещаю, но если хочешь, неси, посмотрим, на что потянет твой утюг.
Славка мигом сбегал в сарай, нашел там рыжий утюг, принес его к телеге. Дядька скривил лицо:
– Он же ржавый совсем!
– Он тяжелый, еле донес! – Славкин голос дрожал от усталости и страха: последний пугач остался у тряпичника, теперь не будет его на поселке неделю, а то и больше, да и старых вещей у них с мамой уже давно не было. Тут с тряпичником не поспоришь.
– Ладно, возьму. Что тебе за него? Новогодние игрушки? Выбирай.
– Мне же пугач нужен! Кольт.
– А где я тебе возьму?! Нет у меня пугачей. До следующего раза.
– Вы же сами сказали, что есть, что никому не отдадите! Кому вы его отдали?
– А ты мне не начальник, чтобы я отчитывался перед тобой. Бери свою ржавчину и не мешай работать. Но, залетная! – Тряпичник такое делал не раз, когда у него было плохое настроение. – Бери свой утюг, вояка мне нашелся.
Нет, если бы у Славки был отец, он бы с ним так не разговаривал. Он знал, у кого из мальчишек есть отцы. И Славка, забыв от обиды про одеяло и старое пальто, лишь утюг из рук тряпичника взял обеими руками.
Старая лошадь медленно потянула телегу с жилпоселовским тряпьем по асфальту, еще не промытому весенними дождями, а Славка, меняя руки, понес утюг на сарайную улицу.
– Ты чего туда-сюда утюг таскаешь? – удивился сосед дядя Леша, куривший у подъезда.
– Надо и таскаю, – буркнул утюгоносец.
– Тренируешься, что ли?
– Надо и тренируюсь.
– Сильнее всех хочешь стать? Ну-ну.
«Надо и стану», – подумал Славка, подходя к своему сараю.
А вскоре пришла с работы мама и не узнала сына:
– Что у тебя с лицом?! А руки! А рубашка! – заохала она, ни о чем еще не зная и ни о чем не догадываясь.
Потом, когда Славка рассказал ей обо всем, когда умылся он и переоделся, она стала успокаивать его.
– Вот, чудак-человек, нашел из-за чего переживать! Я-то думала, ты какой-нибудь желтухой заболел, весь желтый. Испугалась! Есть будешь? Весь день, поди, не ел. А старые тряпки не жалей, это дело наживное. И пистолет мы тебе купим не у кого-то тряпичника, а в магазине. Может, поешь?
– А когда купим-то? – чистый Славка повеселел от маминых слов, но есть еще не захотел.
– Да хоть завтра. На станции, в универмаге.
– Там один дорогой, один не очень мне нравится…
– Какой нравится, такой и купим. Нам сегодня деньги дали.
– Мам, а пистолек купим к нему побольше?
– Купим-купим. Ты есть-то будешь, горе мое?
– Буду-буду. – Славка вдруг почувствовал, как нетерпеливо бурлит его живот, еды требует.
Зачем нужны гробы из цинка?
Была поздняя мокрая осень. На поселок привезли цинковый гроб, поставили у тринадцатого дома. К гробу вышла женщина в черном пальто с припухшим животом. Плакала она не громко, обмякшая ее фигурка, скрученные руки, опухшее лицо и упрямые тихие слова:
– Надо, обязательно надо.
– Нельзя, пойми, – говорили родственники и соседи, а она вновь и вновь, и тише все, тише, но настойчивее повторяла:
– Надо, обязательно. Не тираньте мою душу.
Она одолела всех, и разговор изменился.
– Ножницами надо большими.
– Нет, только зубило.
– Ножом можно хорошим. Вспороть в одном месте, дальше как по маслу пойдет.
Принесли большой нож, и как только вспороли цинк, еще не видно было, что там лежит внутри, потянуло по поселку странным, едким запахом, приторным кисло-сладким, впивающимся в ноздри, шевелившим толпу.
– Я не могу, – слышалось тут и там, и женщины, зажимая носы, отходили от гроба.
– Вася, родненький, на кого же ты нас покинул?! – завыла глухо вдова, порываясь обнять, расцеловать то, что было три недели назад ее мужем.
– Надо же, – пыхтели «Севером» мужики. – На фронте с сорок второго, ни одного ранения. Только награды. А тут током шандарахнуло.
– Вася, родненький, как же мы без тебя?!
А Славка смотрел на женщину и думу серьезную думал про отца своего и про его автомат.
Автомат