- Я выйду, подышу.
- Что?
- Выйду на улицу!
Музыка все еще играет и горит, как костер. А люди, будто подожженные спички, не тухнут, а светят все ярче и ярче. Пробираюсь к выходу, ноги ноют от приятной усталости. Я почему-то улыбаюсь, ведь ничего бы этого не было, если бы я не села вчера в машину к этим сумасшедшим. Поднимаюсь по лестнице, сталкиваюсь с какой-то целующейся парой и аккуратно обхожу ее стороной. Парень так прилип к своей девушке, что вот-вот высосет из нее всю жизнь. А ей нравится. Странно.
Наконец, оказываюсь снаружи. Облокачиваюсь спиной о стену и прикрываю глаза. Я устала, но я рада, что пришла. Необычное ощущение.
- Видимо, тебе не только любовные романы не нравятся. - Говорит знакомый голос, и я оборачиваюсь. Рядом оказывается Уильям Гудмен, и он как всегда стискивается во рту сигарету. - Что насчет книжек об изнасиловании?
- И что в них такого?
- В них насилуют.
- Некоторым это нравится. - Я вспоминаю о парочке, которая обжималась на входе, но почему-то Уилл довольно вскидывает брови и усмехается. - И не мечтай.
- В смысле?
- Ну, а что у тебя за взгляд?
- Какой еще такой взгляд?
- Тебе лучше знать. - Я отворачиваюсь и втягиваю в легкие прохладный воздух. Ох, как же приятно. Кожа буквально пылает, а вечер остужает ее, и ощущаю я себя хрупкой и растаявшей, как мороженое. - Я говорила о тех ребятах, что целуются у дверей. Парень не просто обнимает подружку. Кажется, он ее душит.
- Это называется - страсть.
- Желание кого-то удушить?
- В некоторых извращенных фантазиях.
- Я почему-то не сомневалась, что ты так ответишь. - Я вновь смотрю на парня, а он к моему огромному удивлению стоит рядом и тоже на меня смотрит. Лицо у него сейчас в блестящих капельках, а глаза мутные и горящие. - Знаешь, я хотела тебе сказать...
- Скажи.
- Спасибо. - Гудмен сводит брови, а я пожимаю плечами. - Ты спас меня от предков, позволил поехать с вами. Я знаю, что подружка Кори не вписывалась в ваши планы.
- Благодаришь меня за то, что я врезал твоему отцу? - Уилл отворачивается и глухо выдыхает дым от сигареты. Вид у него делается какой-то растерянный. - Чего ты ждала?
- В смысле?
- Ты застряла в этом городке с уродами, которые тянули тебя вниз. Но ты не рвалась наружу, ты чего-то ждала.
- Я надеялась, что...
- Надеялась, - фыркает Уилл, - на надежде далеко не уедешь. Чтобы уехать, нужно подняться с места, взять ключи и завести двигатель, птенчик.
- Ты ничего обо мне не знаешь.
- Я знаю о тебе много. И без рассказов Кори. Ты из тех, кто чего-то стоит, но ничего не делает. Тебе нос разбил родной отец, а ты уезжать не хотела. Да ты должна была тогда вцепиться в мою ногу и заставить меня вытащить тебя из этого дерьма.
- Ого, крутой ты. Уже выпил?
- Ага. - Уилл шмыгает носом и усмехается. - Я красноречив?
-
- А ты не пьешь?
- Странный вопрос.
- Почему? Все пьют.
- Да, все, и мой отец, который разбил мне нос, как ты сказал.
- Так это самоотрицание.
- Нет, это нежелание походить на животное.
- Такое ощущение, что я разговариваю со своей мамой. - На лице парня появляется нахальная улыбка, и он придвигается ко мне так близко, что нас разделяют сантиметры, а, может, и миллиметры. Плечом он опирается о стену. В правой руке сжимает сигарету. Его голубые глаза с интересом меня изучают. - Необязательно избивать дочерей после одной или двух рюмок, птенчик. Люди пьют, чтобы расслабиться, а тебе нужно расслабиться. Ты выглядишь уставшей.
- Я же сказала - день был длинный.
- Ты выглядишь уставшей от жизни.
Поджимаю губы и медленно отвечаю:
- Жизнь тоже оказалась длинной.
- Тебе и тридцати нет.
- Но мне уже хватило.
- Ничего ты не понимаешь, птенчик, - уголки его губ дрогают, - а, может, просто не почувствовала. От нас зависит, какая наша жизнь. И от нас зависит, нравится она нам или нет. Тебе она не нравится, потому что ты ничего не испытала. А я боюсь умереть, правда.
- Тебе нравится жить?
- Честно? Жизнь - дерьмо. Но она не перестает меня удивлять, а это я люблю.
- Хм..., - я прикасаюсь щекой к стене и с интересом изучаю глаза парня, - ты сегодня выговорил фамилию Рэя. Она длинная, очень. И сложная. Ты его уважаешь.
- Рэй Декарпентер - не человек. Он - музыка. Живая, с ногами и руками.
- Он тебя удивил.
- Правильно, птенчик.
- Моя фамилия Баумгартен.
Уильям усмехается, и я почему-то тоже улыбаюсь.
- Кошмар, птенчик. Просто кошмар. Но я ее запомню.
- Запомнишь? - Недоуменно пожимаю плечами. - Почему?
- Мне кажется, ты меня тоже удивишь.
ГЛАВА 5.
Когда я открываю глаза, я вижу переплетение чьих-то рук и ног; слышу сопение. Так ли сложно понять, где ты находишься? Сложно. Добрые десять минут я в ужасе пялюсь на руку, покоящуюся на моем плече, и ничего не понимаю. Затем голову прошибают грубо и безжалостно воспоминания о прошедшем дне, и как назло от боли завывает нос.