Домой, ужинать и в постель. Из дневника

Имел долгую беседу с мистером Блэкберном; видит (человек он весьма разумный), что я с ним чистосердечен, и платит мне тем же. Речь зашла о религии, и он похвально отозвался о короле и Тайном совете за то, что они не ущемляют свободу совести. <…> Говорит, что многие набожные пасторы, носители слова Божьего, вынуждены ныне просить милостыню и что таких тысячи. Католики же, по его словам, ведут себя в наши дни весьма заносчиво, чем вызывают всеобщие ненависть и смех. А ведь те, кого принято теперь называть «фанатиками» (заметил он) [24], молятся за нашего государя столь же ревностно, что и представители других церквей, которые ныне в фаворе. И пусть король думает что угодно, но в дни войны именно «фанатики» окажут ему помощь, ибо люди это самые верные, самые положительные. Еще он пожелал, чтобы я, среди прочего, передал лорду Сандвичу, что нет больше ни одного солдата или офицера старой армии, который бы ходил с протянутой рукой. И что же? Этот капитан стал сапожником, тот лейтенант — булочником, этот — пивоваром, тот — галантерейщиком, еще один — грузчиком; все бывшие солдаты надели фартуки и рабочие блузы, словно никогда ничем другим и не занимались, — а кавалеры между тем и по сей день носят пояс и шпагу, сквернословят и воруют, врываются в чужие дома, присваивают себе, нередко силой, чужие вещи. Старое парламентское войско (весьма здраво заключил он) столь мирно и богобоязненно по духу, что угроза от него государю в тысячу крат меньше, чем от его собственных, распустившихся кавалеров.

9 ноября 1663 года

Сегодня утром был у меня по делу мистер Бергби, один из переписчиков Совета, человек дельный. Жалуется, что большинство лордов Тайного совета заняты своими делами, а о государственных и не помышляют. Исключение составляет разве что сэр Эдвард Николас. Сэр Дж. Картерет прилежен, однако преследует только собственные интересы и выгоду. Лорд-хранитель печати во все вмешивается и не делает ничего для государственной пользы. Архиепископ Кентерберийский, добившись всего, чего только можно желать, говорит мало, а делает еще меньше. Разговорились о лорде-канцлере, тот избегает государя и заставляет его, ссылаясь на слабое здоровье, каждый день ездить к себе, и это при том, что своего кузена, лорда-главного судью Хайда, навещает исправно <…>. Бергби говорит, что никто бы не разбирался в делах лучше самого государя, если б у него не было того же самого недостатка, что и у его отца: неуверенности в себе, легковерия. Сообщил мне, что лорд Лодердейл не отходит от короля ни на шаг и втерся к нему в доверие — весьма себе на уме. В целом же Бергби находит, что дела обстоят далеко не лучшим образом и даже в Тайном совете никого не заботит жизнь страны.

2 марта 1664 года

Беседовал со стариками в Тринити-хаус. Среди прочего замечено было, что в парламенте всего два моряка, а именно сэр У. Баттен и сэр У. Пенн, и никак не больше 20 или 30 купцов, что для островного государства странно; неудивительно поэтому, что торговля идет кое-как, да и мало кто в ней смыслит.

23 марта 1664 года

Явился государь и огласил два указа: об отмене действия закона, согласно которому парламент избирается раз в три года, и о кассационных жалобах. Я присутствовал; ни разу в жизни не приходилось мне слышать, чтобы кто-нибудь говорил хуже, — уж лучше б читал, а ведь бумага была у него в руке.

5 апреля 1664 года

Герцогиня Албемарл резко возражала против капитанов-джентльменов с перьями на шляпах и кружевными воротниками. Я бы хотела, заявила она, чтобы государь послал моего мужа в море со старыми морскими волками, с которыми доводилось ему служить прежде; такие моряки, сказала она, могут провести свой корабль по морю крови, хоть и не умеют расшаркиваться, как нынешние.

10 января 1666 года