В часовню в Уайтхолле, где епископ Морли пел из «Песни ангелов»[15]
: «Славься Господь за мир на земле и за добро к людям». Проповедь, мне кажется, получилась длинная и плохая: в ней истинной радости, какая должна царить в наши дни, противопоставлялось фальшивое веселье двора. Касательно страсти к азартным играм и развлечениям сказано было, что тот, кому надлежит призывать к порядку картежников, то бишь камердинер двора, сам вызывается быть секундантом на дуэлях. Забавно было наблюдать, с каким безразличием воспринимались обвинения епископа; все его рассуждения о дурном поведении придворных встречены были собравшимися в часовне громким смехом. Когда проповедь закончилась, пропели антифон, молящихся обнесли чашей, после чего государь опустился на колени и причастился.С мистером Пови в Уайтхолл — хочет, чтобы я присутствовал на балу с участием государя. Сначала отвел меня в покои герцога, где ужинали герцог (Йоркский. —
Делясь со мною дворцовыми сплетнями, капитан Феррер рассказал, среди прочего, будто с месяц назад на балу во дворце одна дама, танцуя, выкинула; кто это был, так и осталось неизвестным, ибо плод тут же, завернув в платок, унесли. Наутро все дамы двора явились во дворец представить доказательства своей невиновности, а потому, с кем приключилась эта история, выяснить не удалось. Говорят, в тот же день миссис Уэллс занемогла и куда-то запропастилась, и все сочли, что выкинула она. Согласно другой истории, леди Каслмейн, спустя несколько дней после вышеописанного случая, пригласила к себе миссис Стюарт[17]
и, развеселившись, предложила ей «сыграть свадьбу». Свадьба получилась как настоящая, с обручальными кольцами, церковной службой, лентами, «поссетом» в постели, швырянием чулка — все обычаи были соблюдены. В конце, однако, леди Каслмейн (она была женихом) уступила свое место на брачном ложе королю, и тот лег рядом с обворожительной миссис Стюарт. Говорят, что именно так все и было.Обедал с Кридом в «Голове короля». <…> Один приятного вида джентльмен в нашей компании утверждает, будто леди Каслмейн отказано от двора, однако по какой причине, сказать не берется. Рассказал нам, как некоторое время назад королева хорошенько проучила леди Каслмейн. Дело обстояло так: леди Каслмейн входит в покои королевы и видит, что ту наряжает горничная. «И как только у Вашего величества хватает терпения!» — восклицает леди Каслмейн, замечая, что процедура затягивается. «Ах, — отвечает королева, — у меня столько оснований проявлять недюжиное терпение, что наряжаться я могу сколько угодно».
<…> Сегодня видел, как государь и придворные играют в теннис. Наблюдать за тем, как все, без всякой на то причины, превозносят игру короля, — зрелище преотвратное, и это при том, что иногда государь и впрямь играл хорошо и заслуживал всяческой похвалы. Столь неприкрытая лесть омерзительна.
С мистером Пови в его карете — в Гайд-парк, где сегодня первый день Парада[18]
и множество прекрасных дам, в том числе и Каслмейн — бесстыдно развалилась в своей карете и спит с открытым ртом. Видел также леди Карнеги, в девичестве леди Энн Хамблтон, которая, говорят, дала герцогу (Йоркскому. —Государь с презрением говорил о чопорности испанского короля[19]
. Все его поступки отличаются такой церемонностью (говорил государь), что он даже мочиться не станет, покуда кто-нибудь не подержит ему ночной горшок.