Вот и раскрывается загадка, что за роль уготована ему, Янасу, в этой непонятной игре, в которую он оказался втянут. Какие-то силы ведут Николаса, какие-то хотят его погубить. Эльвара не так-то просто застать врасплох, но если удар будет нанесен оттуда, откуда он вовсе не ждет?..
Топорик вдруг покрылся холодным потом, как неприятной липкой пленкой.
Угли костра еще тлели в предутренних сумерках голубоватым пламенем. Николас, конечно, не спал… Он сидел спиной к мальчику, сгорбившись так, что сквозь толстую кожаную куртку были заметны выпуклости костяных клинков.
Янас, стараясь не шуметь, поднялся. Теперь он мог заглянуть через плечо Николаса: тот неподвижно и напряженно – даже сзади отчетливо ощущалось его напряжение – вглядывался в какую-то металлическую конструкцию, лежащую перед ним на грубой мешковине. Эта конструкция очень напоминала… ключ. Большой диковинный ключ с четырьмя гранями на одном конце и кольцом на другом.
«Ключ, – шевельнулось в голове мальчика. – Ключник… Так оно и есть. Мертвец с лицом папеньки не врал…»
«Нет, – снова сказал он сам себе. – Хватит. Что бы это ни было, лучше во все это не вмешиваться… Пока есть возможность, надо уходить».
События, начавшиеся с подвала отца Лансама, сплетались во что-то вроде игры. Чужой и опасной. Игра, с каждым днем набирая обороты, ширилась, росла, втягивая в свои кольца все больше и больше персонажей, разрастаясь во всю Империю. И сам Топорик, оставаясь в центре этой игры, все глубже в нее погружался: чем Шире росли наружные кольца, тем теснее становилось внутри…
Поколебавшись, он растянул завязки на горловине Мешка и сунул туда топорик. И осторожно поднял мешок. Тяжелый. Ну да – провизии там хватит на неделю. Значит, он все-таки готовился… Сам себе не отдавая в этом отчета – готовился. А топорик… Топорик он обязательно выбросит. Вот только окажется отсюда на порядочном расстоянии…
В озере, за камышами, что-то шумно плеснуло. Николас вздрогнул и поднял голову. Янас схватил с земли свой плащ. Плеснуло еще раз. Мальчик отступал с полянки спиной вперед, все дальше и дальше, и, когда деревья скрыли от него полянку полностью, повернулся и побежал.
Янас не помнил, сколько он бежал. Когда в груди становилось слишком горячо, он переходил на шаг и, отдышавшись, снова бросался со всех ног.
Остановился он, услышав шум где-то недалеко.
Погоня?
Топорик упал у корней старого дерева, зарылся в частокол гибких, липко пахнущих смолой и зеленью побегов. Шум приближался не сзади, а навстречу. Вскоре он услышал голоса. А потом и увидел…
Длинной вереницей шли через лес люди. Одеты они были как попало – кто в изодранном камзоле, кто в куртке из звериной шкуры, а кто и в хламиде богомольца. Но у каждого на шапке или в волосах алело красное петушиное перо. Топорик затаил дыхание. Вот они, Братья Красной Свободы! Приспешники бунтовщика и безбожника-еретика графа Пелипа! Но разве он стоит не дальше на севере?
Топорик насчитал тринадцать человек. Чертова дюжина. У двоих аркебузы, пороховые рожки и сумки с пулями на поясе, у одного тяжелый арбалет со стрелами за спиной, у остальных – кривые длинные ножи и маленькие охотничьи луки. Только у шедшего последним не было никакого оружия.
Этот безоружный, замыкавший шествие, был похож на пастушьего пса, направлявшего овечье стадо. Нет, не на пса… На волка. Голый по пояс, в одних только коротких кожаных штанах и босиком, густо заросший от макушки до паха черным курчавым волосом, он шел, сильно раскачиваясь и сутулясь, почти касаясь земли уродливо мускулистыми, непомерно длинными руками. Из-под мохнатых бровей сверкали крупные глаза, розовые, как у альбиноса.
Поравнявшись с укрытием Топорика, полуголый вдруг остановился. Борода его задвигалась, блеснули белые зубы. Полуголый совсем опустился на четвереньки, и это вышло у него так естественно, что Янас даже не удивился и не испугался. Человек быстро-быстро задышал, вдыхая через нос, выдыхая через рот – при этом мелко тряся кудлатой головой, как делают животные, почуявшие заинтересовавший их запах.
Вот это было уже страшно. Двенадцать Братьев сбились кучей и притихли. Полуголый, как был – на четвереньках – двинулся прямо к Топорику, но тут издалека долетел истошный вопль. Янас узнал, кто кричал, – проповедник, отец Матей.
Полуголый тут же поднялся и с коротким рыком указал мощной рукой точно в том направлении, откуда пришел Янас. Братья снова выстроились в затылок друг другу и споро зашагали, почти мгновенно скрывшись в лесных зарослях.
Топорик сглотнул и позволил себе шевельнуть затекшими ногами. Полуголый, пристроившийся в хвост веренице, тут же обернулся, скользнул влево-вправо розовыми своими глазищами, наморщил нос… Но возвращаться не стал. Побежал следом за другими двенадцатью.
Янасу пришлось приложить все свои силы, чтобы выждать хотя бы минуту, не сорваться с места немедленно после того, как шествие скрылось за деревьями. Выждав, он рванулся, не разбирая дороги, и бежал до тех пор пока не наткнулся на узкую извилистую тропинку.