Река уже была так близко, что до него доносился глухой шум воды. Он пробежал через стадо коров, которых доили прямо здесь, потому что не могли переправить в деревню, натыкался на этих коров и обегал их, потом пробежал еще немного, увидел высокий берег, кукурузу, затопленный мост и остановился, уже бессильный.
Ничего не случилось...
Мальчик действительно был на берегу у самой воды. Он сидел на большом камне, закинув удочку, и терпеливо смотрел на поплавок. Кричали мужчины, подтягивая трос. Женщины шумно полоскали белье, к мосту тянулись мыльные струи.
Леонид вздохнул. Ему захотелось сесть на землю.
- Ну конечно, ничего и не могло случиться, — услышал Леонид ее голос.
Мальчик был на противоположной стороне, и они хорошо видели его.
Он долго не замечал их. Потом поднял голову и сразу же встал, отвернулся, резко махнул удочкой, спрыгнул вниз и пошел по берегу, не оглядываясь. Стена кукурузы заслонила его, и только удочка покачивалась вверху.
Леонид почувствовал жгучий стыд, а кроме того, злость на самого себя за то, что поехал сюда, за то, что не может распутать этот узел, за то, что бежал по всему этому полю. Повернулся и спросил:
- Вы, наверное, устали?
Она покачала головой. Сейчас, стоя над рекой, она поняла до конца, что творится в душе этого человека, — замкнутого, как будто сурового, но в сущности просто растерянного.
- Мы можем пройтись по тому берегу, — предложила она. — Если у вас еще есть время.
Даже у реки жара была нестерпимой. Леонид подумал, что в Ленинграде, должно быть, скоро начнутся дожди, что уже не так далеко - осень. Да, уже скоро осень.
- Мне нужно почистить лодку, чтобы отдать хозяину, — сказал он.
- Отдать совсем?
- Вам ведь лодка, наверное, не нужна? Если хотите, я могу оставить вам.
Она повернулась к нему, словно ослышалась.
- Вы уже уезжаете?
Он подал ей руку, и они спустились к реке. Сняв туфли, она осторожно шагнула в качающуюся лодку, придерживая юбку. В лодке было немного воды, на дне - слой песка. Песок въелся в смолу. Река в этом месте была неширокой. Когда они переезжали, женщины на берегу смотрели на них, потом опустили головы и снова принялись за свое белье.
Поставив лодку за большим камнем, чтобы ее не сбивало течением, Леонид взялся за черпак.
- Здесь хороший прием, — стоя на камне, она пополоскала ноги, надела туфли, выпрямилась. — Особенно вечером. У моей хозяйки приемник. Если вам захочется, приходите.
Нагнувшись, Леонид начал чистить лодку. Потом украдкой следил, как ее ноги, ощупывая крутую тропинку, осторожно и медленно взбирались на берег. Наконец она поднялась и пошла по самому краю обрыва.
Леонид выбросил ветки, листья, руками собрал прилипшую к борту глину, долго и старательно вытирал лодку тряпкой. Поднял голову, чтобы передохнуть, и увидел, что мальчик сидит наверху, наблюдает за ним. Леонид улыбнулся ему. Сверху посыпались комья глины...
Случилось так, что вечером отключили свет. Пришла гроза, и приемник стоял мертвый. Черный, тускло поблескивающий ящик, который был поставлен на высокую, наспех сколоченную тумбочку. В углу темнел громадный шкаф. Край стола с белой скатертью... И больше ничего нельзя было разглядеть в этой комнате с низким потолком и короткими кружевными занавесками.
С вечера без конца звонил колокол. В деревне боялись града. Однажды, в такую как раз пору, град побил кукурузу и виноградники. И молния сожгла дом.
- Если хотите, пойдем туда вместе. Может, так лучше.
Леонид посмотрел в окно. Пустая дорога пенилась. Ее хлестало и било. Напротив покачивался и шумел орех.
- Нет, ничего. Он там с хозяйкой.
- Можно взять лампу. Она, правда, немного течет. Но если чем-то залепить...
- У них есть лампа. И отсюда мне виден дом.
Леонид знал, что стоит ему прийти, как мальчик тут же убежит на сеновал. И будет сидеть там всю ночь.
- Ничего. Он не должен бояться грозы, — Леонид придвинул табуретку ближе к окну.
Гроза начала собираться в небе еще на закате. И готовилась как-то неслышно, проползая по горам, густея и прижимаясь к земле ниже и ниже. Она наливалась. Деревья и те не слышали ее. И только река синела и становилась глубокой и тихой. Воздух сделался неподвижным. Горько и пряно запахло травой. И даже отсюда, из этого крохотного окошка, удивительно ясно стали видны самые далекие поля. Как будто земля распласталась, приготовилась и ждала. Каждый звук точно выстрел. Потом быстро стемнело, и лишь в небе долго белел скрученный, крепкий и лежащий на вершинах гор тяжелый завиток туч, застывший и пока неподвижный. Неожиданно внутри него что-то сдвинулось, начало перемещаться, по небу пошел гул, перекатывающийся, нарастающий, он затерялся в горах, а вслед за этим снова задвигалось прямо над головой, угрожающе и теперь еще ближе, все наполнилось свежестью, и только тогда на деревьях зашелестели листья, и вдруг отчетливо осветились поля и река, и каждый куст, сиротливый и крохотный, и даже самая маленькая травинка, слабая и беспомощная, вцепившаяся в землю. И тогда началось.