Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая

Старик не уставал, и они все кружились, смеялись и дурачились, подзадоривая друг друга, а смычки ходили быстрей и быстрей.

- Ну еще, панико! Ай да панико!

И она не уступала старику, вся гибкая и сильная и теперь совсем непохожая на резкого угловатого подростка. Легкое светлое платье облегало ее всю и делало совсем тонкой. И казалось, этот танец ей ничего не стоит, такая она была невесомая. И эта музыка, то грустная и тягучая, то вдруг по-цыгански задорная, бесшабашная, казалось, рождалась от нее самой, от ее движений. Замирала она - и начинала тосковать, грустить и плакать музыка, но вот ее ноги, ее тело наливались радостью - и музыка тут же подхватывала эту радость и зажигала всех. И еще круг вокруг старика, и еще круг... И этому не было конца - ее легкости и фантазии. Но потом, когда скрипки остановились и она взобралась на свою бочку, слишком высокую для нее, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, Леонид увидел, что у нее дрожат руки. Она смотрела на него, улыбаясь.

- Я была похожа на панико, на настоящую?

Леонид кивнул.

- Да, панико, конечно. Поэтому мы возьмем еще бутылку вина. Хорошо? Вот такого же.

Он и в самом деле не понимал, что с ней происходит.

А скрипки снова начали петь, но теперь уже тише.

Отдышавшись, она поправила волосы, села удобнее, подвинула на середину стола свой пустой стакан. И когда Леонид налил ей, подняла стакан.

- За что?

И, наклонившись вперед, чуть прищурившись, смотрела на него, ожидая. Леонид молчал. Пахло дубовым лесом, вином, рекой, и, казалось, пахло снегом с далекой вершины. И только сейчас он увидел, какая она на самом деле красивая. Плечи совсем не угловатые, а хрупкие, линии мягкие, глаза большие, серые и глубокие. Он прежде не замечал, что они серые и такие ясные. И она словно спрашивала его о чем-то важном, ее глаза спрашивали. И, глядя в ее глаза, он всем телом почувствовал, что эта гостиница очень высоко, что внизу бездонная отвесная круча, и здесь воздух, который пьянит, и что он не имеет права больше ждать, и что ему надо что-то решить раз навсегда, на всю жизнь. Ему показалось невероятным и неправдоподобным, что у нее такие глаза и такие губы. Он где-то видел их, всегда знал, что они есть. Он взглянул на гору и тоже поднял стакан.

- За встречу, панико!

В окно долетал шум реки, раскатистый, чистый, как это вино, от которого все внутри разгоралось и наливалось светом. Но самой реки отсюда не было видно. Она бежала внизу, за кустами, холодная, быстрая Тисса.

Хлопнула дверь. Старики остановились. В этой тишине чей-то голос звучал слишком громко.

- Так что же, панико, мы пьем?

- Хорошо. Мы выпьем за встречу, но потом я должна поссориться с вами.

- Со мной? — Леонид быстро взглянул ей в лицо и нерешительно покачал головой. — Нет... Мы ведь люди из одной деревни.

Она не пила, смотрела на него, точно разглядывала, как в тот первый раз, когда увидела его на берегу рядом с мальчиком.

Леонид попытался улыбнуться.

- Ну, если ссориться... тогда надо найти подходящий предлог, что ли. Найти предлог и накалять обстановку, — он снова почувствовал, что ему здесь и хорошо и смутно. И подумал, что сейчас неплохо бы взбежать на ту крутую вершину, вскарабкаться туда и постоять вдвоем, когда начнется вечер и солнце коснется земли. И увидеть оттуда всю землю, и реку с черепахами, и даже тот разрушенный замок... Засмеявшись, он сказал ей об этом.

Ее руки неподвижно лежали перед ним.

- Значит, вы туда не хотите? Это уже предлог, чтобы ссориться. Но в таком случае мы возьмем эту бутылку вина и объяснимся там, наверху.

- Только для того, чтобы распить там бутылку вина?

- Нет, чтобы не спускаться с этой вершины до следующего лета. И гуцулку взять потеплее, чтобы не спускаться всю жизнь.

- Вот об этом, пожалуй, я согласна подумать. — Она засмеялась, снова подняла стакан и посмотрела вино на свет.

Они оба понимали, что слова мало что значат. Солнце медленно двигалось по горе. И если оно уходило, лес становился темным, прижатым, как будто это были низкие густые кусты. Зато тут же ослепительно вспыхивала, зажигаясь, другая сторона вершины, и гора, казалось, поворачивалась и становилась ближе.

- Так за встречу?

- Вы обещали мне рассказать про вашу работу. — Она опустила стакан, оплетя его пальцами.

- Ну нет. К чему это я буду вам здесь рассказывать про железо и электричество. Давайте лучше тратить деньги. Мы ведь приехали сюда для этого, кажется.

- Ну, если уж тратить, тогда давайте истратим все, — засмеялась она.

И теперь Леонид тоже поставил свой стакан.

- А вы в самом деле хотите, чтобы я вам рассказал? — Он взглянул на нее пытливо, выжидающе.

- Вы обещали называть меня «панико».

- Хорошо, панико. — И сейчас он ясно почувствовал, что мог бы сесть и всю ночь, не разгибаясь, просидеть над столом. Поставить его вплотную к окну, чтобы время от времени видеть горы, а утром первым делом рассказать ей о том, что у него вышло, а что не получилось. Значит, чертежи и книги он не выдумал. Это то, что с ним всегда. А выдумал, что ему уезжать куда-то в тайгу, все бросить, отказаться от самого себя.

- Так что же? — напомнила она.