Домовенок Кузька и Вреднючка

— Вот и правильно, — подзадоривает кошку домовенок, — раз твоя прабабушка шишиг терпеть не могла, то и ты не терпи. Он тебе сливочек — а ты его когтями, он к тебе ласкаться — а ты его зубами.

— Зубами? Когтями?

Задумалась кошка, забыла про домовенка. Лежит, соображает: хорошо ли это, если к тебе ласкаются, а ты — когтями?

А домовенку того и надо. Если Фенечка задумалась — это уже хорошо.

Глава 11. НЕВЕСЕЛЫЕ ДЕЛА

С тех пор и пошло. Некогда Вреднючке стало безобразничать. А когда ему больно-то безобразничать? Пока сервиз свой вычистит, чтобы к другим хозяевам не убежал, пока с цветочками поиграет, пока золу и сажу в печке всю съест — больно понравилась ему зола в кошкином тортике — так и ночь пройдет.

Маленькие пакости он по привычке все же делает. Вчера, например, отгрыз металлические блестящие шарики с кровати бабушки Настасьи и слопал весь табак у деда. Ну так это же от голода, а не хулиганства ради.

И Фенечку больше не обижает. Интересно обижать того, кто обижается и мстит. А чего кошку обижать, если она не мстит, а тортики носит? Скучно.

Да и Фенечка теперь не шипит, когти не выпускает, глаза зеленые не таращит при виде шишиги. А чего их таращить, если он хвост ей дверью больше не прищемляет? Да еще если присмотреться, он и правда на котенка похож. Только на очень запущенного. И то понятно: сирота. Некому ему шерстку вылизывать, некому манерам хорошим учить.

Живут они так и не знают, что прознала о них Корогуша. Ох и вредная же была эта Корогуша! Больше всего на свете завидовала она кошкам. Неприятно ей было, что люди кошек привечают, кормят и по шерстке гладят. Есть на земле такие создания: ничего не делают они для того, чтобы их любили, а когда других любят — злятся.

Обращалась Корогуша в кошку и пакостила хозяевам, а те считали, что это их родная кошка хулиганит, и наказывали бедняжку. А Корогуша и рада: добилась своего.

Пробралась Корогуша в дом Кузьки и пытает шишигу:

— Говорят, испортился ты, говорят, совсем безобразничать разучился. Нехорошо это, нельзя это шишигам. Уважать никто не будет. Вас, шишиг, все боятся: и домовые, и дети, и кошки. Вы — главные. А у тех шишиг, что не хулиганят, шерстка выпадает и зубы отваливаются.

— Да я безобразничаю, — оправдывается шишига, — на цветочки брызгаюсь, золу из печки ворую, мусор из углов съедаю, паукам и таракашкам рожи страшные строю.

— Неправильно ты безобразничаешь! — ругается Корогуша, — смотри, как безобразничать надо!

Тут же обращается она в Фенечку и начинает давать урок шишиге.

Подскочила к окну, вцепилась когтями в занавеску — занавеска в клочья. По пути лапой горшочек с самой молоденькой геранькой скинула, с той, у которой по белому цветку ярко-алая кайма шла. Запрыгнула на полку с посудой — лапой по чашкам, лапой по ложкам, лапой по плошкам — звон, шум, переполох.

А потом прыгнула в печку, пощекотала хвостом ей ноздрю, печка и чихнула. Громко так чихнула, басовито. Зола вся сизым облачком избу заволокла, в этом облачке растаяла Корогуша. Не насовсем, конечно, растаяла, просто невидимой стала.

Тут бабушка свечу зажгла. Видит — полон дом чудовищ чумазых, с физиономиями страшными. Самое большое бородатое чудовище на полу лежит, басом воет, самое маленькое в Анюткиной кроватке сидит, тонким голоском пищит.

Сначала испугалась бабушка Настасья, а потом поняла: никакие это не чудовища, а ее дед да Анютка. Просто зола из печки перепачкала их лица, вот и стали они страшными и неузнаваемыми.

Встал тут дед с пола, строго посмотрел на Фенечку и говорит громовым голосом:

— Чтобы духу твоего в моем доме не было. Не оправдала ты моего доверия, прогоняю я тебя. Иди, мыкайся по белому свету, пока не найдется наивный человек, который пустит тебя в свой дом.

Дед совсем не был злым. Просто он не знал, что это Корогуша в образе Фенечки в доме разгром учинила.

Пробовала Фенечка объяснить деду, что невиноватая она, а он не слушает. Не понимает он кошачьего языка. Твердит одно:

— Вон из моего дома!

Опустила кошка голову, поджала хвост пушистый и ушла. Недалеко, правда, ушла. Никак не могла она поверить, что несправедливость восторжествует на свете.

До рассвета прибирались в избе бабушка, дед и Анютка. Кузька тоже помог, чем мог. Под утро легли сны досматривать. Все легли, даже домовенок. Расстроился он, что не смог вовремя Корогушу заметить и прогнать. Тихо в доме, только ходики тикают. Ходики тикают, да маленький шишига носом хлюпает. Жалко ему свою любимую гераньку. Привык он к ней.

— Правда, весело? — слышит вдруг он вкрадчивый голос.

Оглянулся шишига — никого. Сначала никого, а потом как из-под земли Корогуша выросла.

— Чего веселого? Чего веселого? — накинулся на нее шишига. — Чего натворила? Цветочек мой шломала, на кого я теперь брызгаться буду? Кто мне теперь шапочки дарить будет?

— Зачем дарить? Иди да оборви все цветочки на подоконнике, вот тебе и будет шапочек целый воз.

— Это уже будут не шапочки, — размазывает слезы по мордочке шишига, — это уже просто цветочки! А зачем кошку прогнала? Она мне тортики варила!

— Сам будешь варить.