Домовик

Она ещё и шутила красиво, с неподражаемым достоинством. Вот так, прежде подготовив почву для серьёзного разговора, она завела речь о том, что её беспокоило. В общем, взяла тогда с меня слово, что я обязуюсь прожить на белом свете после её ухода в мир иной как минимум лет двадцать. Всё во имя сохранения нашего рода. Что у нас с ней? – Почти никаких родственников не осталось, а которые есть – все дальние. По крови же – никого. Мы с ней ведь представители того поколения, кого называют детьми репрессированных. Быть может, поэтому и близких друзей всего-то раз, два и обчёлся.

Х Х Х

Иногда, находясь в пустой комнате и занимаясь чем-либо, испытываешь странное такое чувство, что кто-то за тобой наблюдает. Таинственно.

Так вот. Значит, пришло время отпущенного ей срока. Схоронил я её, согласно муслиманским традициям и казахским обычаям. Всё, как положено по канонам ислама, причём до самых незначительных деталей в соблюдении предписанных установлений. Я ведь, что? – Всю жизнь атеистом просуществовал до этого. Член КПСС с двадцати лет. Ещё отбывая срочную службу в Советской Армии, умудрился вступить в ряды «зомби». Да, были мы люди без ума и без сердца. А что? Теперь иначе и не назовёшь эту массу инфицированных вирусом пагубной порчи, «атеистическим гуманизмом». Посредством подложной идеи так испоганить судьбы нескольким поколениям сотен миллионов жизней. А сколько горя? Да ещё нищета, голод, разруха. И постоянное чувство нужды. Во всём! Наверное, всё-таки не ошибусь, если назову главные ценности. Нужда в свободе воли и совести! Лично мне так кажется.

Вот и «проклюнулся» как бы я из своего замкнутого пространства, выбрался чудом из темноты невежества, чтобы почувствовать свободу воли. И причина всему – потеря любимого человека. Голос совести, изнутри, в прямом смысле, заставил меня связать мотивы моей души крепкими узами с правоверием ислама, поэтому искренне и чистосердечно обратился я со своими чаяниями к Богу и направился в мечеть – молиться.

Для надёжной верности в выполнении правил поминальных обрядов, на всякий случай, пригласил одного из имамов городской мечети, чтобы он консультировал в случае чего, по необходимости, если придётся.

Средства? Деньги у нас имелись, конечно, как плоды рачительной бережливости. Своего рода наследный признак советского понимания заботы о последующих поколениях, то есть своё экономим и храним, общее – мало беспокоит. Всю жизнь копили сбережения в Сбербанке СССР, вот они на похороны и поминки сгодились, да и то смог получить их благодаря обстоятельствам. Супруга ведь моя бухгалтером была по профессии, само собой, приучила к аккуратности в обращении с деньгами… Те полтора месяца пролетели так, словно ещё одну жизнь пришлось прожить.

Ермахан Муратович, когда был взволнован, то не всегда соблюдал последовательность в повествовании. В его рассказе чувствуются несколько таких моментов нервозного беспокойства из-за нахлынувших воспоминаний.

– Другие ведь что? Потеряли всё напрочь, просто так. Кто частично, а большинство – всё на корню, полностью. Испарилось и исчезло вмиг всё абсолютно: в банках, в магазинах, на складах и во всех сферах обслуживания населения по всему пространству Советского Союза. То же самое, если помнишь, творилось на заводах, фабриках, базах, хранилищах, даже в аптеках ничего не осталось. Зато на рынках и стихийных базарах всего, чего не пожелаешь, навалом. Одним словом, выбирай, что хочешь, товары на любой спрос и вкус.

Мне почему повезло? – Я имею в виду с деньгами. – Знаешь, что? Слушай, поучительная, доложу, история…