Домоводство. От сессии до сессии

— Я очень рад, дорогие мои, что у вас всё наладилось. Может, вы, наконец, сойдёте сюда, и мы познакомимся?

* * *

— Думаешь, это он? — одними губами спрашивает Мага.

Собственно, ответа не требуется. Всё ясно без слов: Георг дель Торрес, наконец, вернулся.

Мой некромант бережно подхватывает меня под локоть, помогая подняться, после чего мы сходим с обжитого чердака вниз, по той самой лестнице, по которой недавно весело скакали мышата в новогодних колпачках, а после них ретировались от Магиного гипотетического гнева Тим-Тим с Дорогушей. Зная проказы кота, остаётся только удивиться: неужели, с его привычкой устраивать сюрпризы новоприбывшим, он не заготовил феерическую встречу долгожданному Хозяину? Объяснение напрашивается одно: бедный Тимыч настолько разволновался, что вся его дурашливость испарилась. Надеюсь, временно.

Долгожданный Хозяин…

Давно уже в воздухе витало: вот-вот он появится, скоро, со дня на день… И даже то, что в последнее время само имя Георга дель Торреса всё чаще было на слуху, как бы готовило почву к тому, что вот он придёт — и что-то в этом мире неизбежно изменится. Но какими они станут, эти перемены?

Донна Софья Мария Иоанна просто ждала исчезнувшего много лет назад сына.

Мага и Николас были уверены, что дядя вряд ли выставит их отцу счёт за прошлое, равно как и замахнётся на утраченный когда-то титул Главы Клана, поскольку Светлых, или, как их ещё называют, Просветлённых не интересует такая хлопотная штука, как власть. Догадываюсь, что мой свёкор придерживается точки зрения противоположной, но своими измышлениями ни с кем не делится.

А вот донна Мирабель… После её исповеди у меня осталось стойкое впечатление, что где-то там, в глубине души — очень глубоко! — зрела у донны толика сомнения: а того ли брата она в своё время выбрала? Не поторопилась ли? Ей тогда было восемнадцать, самый возраст скоропалительных решений, на которые каких-то лет двадцать спустя смотришь уже иначе. Да-а… С какой стороны ни глянь — хорошо, что Мири сейчас в Ордене. Пусть побудет в сторонке от мальчиковых разборок.

Спускаясь по широким ступеням, покрытым дорожкой, поглощающей шум шагов, я задаюсь вопросом: каким он вернулся? В чьём облике? Двойником своего брата? Смиренно-величественным Егорушкой? Обаятельнейшим жителем улиц Георгием Иванычем? А сколько у него вообще обличий, и нужны ли они сейчас?

А вот меньше надо думать. Поскольку проигрываю я самой себе по всем догадкам.

Из кресла у камина, держа на руках громоподобно урчащего Баюна, поднимается высокий поджарый…

…нет, не старец, просто совершенно седой, внешне не старше пятидесяти, крепкий мужчина. Одного роста с Магой, что примечательно; если сравнить, то дон Теймур-то малость пониже… Красивые седины обрамляют суровый лик, высокий лоб, подчёркивают смуглость кожи. Едва заметные морщинки вокруг глаз лишь оттеняют их серо-голубую прозрачность. Прямой аристократический нос. Высокие скулы. Белоснежная бородка, не скрывающая волевой подбородок. И сам он — живое воплощение силы и утончённости. Отчего-то, глядя на него, вдруг подумалось: теперь-то я знаю, каким станет Мага через много-много лет…

…И в то же время осталось в нём что-то неуловимое от Егорушки. Того самого блаженного, из рук которого мой будущий муж однажды принял узелок с кладбищенской землёй, что потом поставил на кон в сделке с Мораной. Чтобы спасти меня и Элли.

— Дядя… Георг? — не слишком уверенно спрашивает Мага. Его колебания понятны. Отцовского брата он до сего дня не видел, если не считать той мимолётной, хоть и судьбоносной, встречи в нашем мире; возможные его образы знал лишь по снятым с меня воспоминаниям и наверняка представлял нынешнюю встречу не так. Уж тем более не ожидал увидеть нового родственника совершенно иным, и одетым, к тому же, на иномирный манер: в потёртых джинсах какого-то дорогущего бренда, свитере крупной вязки (как сказали бы раньше — хемингуэевском) и мягкой кожаной куртке с крупными «молниями». Удобно. Стильно. Красиво. И никакой Торресовской чопорности и пристрастия к камзолам с золотым или серебряным шитьём.

Я уже говорила, что есть в нём что-то неуловимое от Егорушки? И в то же время несомненные фамильные черты дель Торресов выписаны узнаваемо и бесспорно.

Встав, он бережно перемещает кота в кресло и, как бы извиняясь, разводит руками. А потом, шагнув навстречу, умудряется обнять нас обоих одновременно.

— Ну, здравствуйте, дети.

Ослепительное сияние затопляет всё вокруг. Какое-то время я не вижу ничего, кроме этого лика, глаз, полных мудрости и доброты, не чувствую ничего, кроме тёплых любящих объятий. Свет постепенно гаснет, убавляясь до нормального, обыденного, и с меня сходит странное оцепенение.

«Ничего себе…»