Домоводство. Первые уроки

— Лучше всего для Глории оказаться в новом месте, которое ничем, ну ни капельки, не напоминает о прежней жизни. Чтобы рядом были другие люди, другая обстановка, даже климат иной! Это сразу и ощутимо отделит её от прошлого. Будет легче начать всё заново, без воспоминаний, которые непременно всплывут, если взгляд зацепится за что-то, связанное с прошлым, ведь ассоциативное мышление — я знаю этот термин! — может оказать дурную услугу… Жизнь в Тардисбурге, совсем иная, нежели здесь — то, что нужно. Сейчас ведь у вас там зима, да?

Мага прищуривается от удовольствия.

— Зима. Морозная, красивая… Выпал такой изумительный снег — ахнете, когда увидите, мои донны. Ты совершенно права, Элизабет. Продолжай в том же духе. А мне придётся в качестве моральной компенсации проложить напрямую переход из Солнечной Террасы в Белую Розу, лично для Гальяро, чтобы тот мог общаться с коллегами в любое время. Ладно, донны, за работу, как и наметили. Ты, Ива, идёшь к ложу нашей пострадавшей, а ты, Элли, со мной, гасить возможный конфликт.

В сущности, всё повернул по-моему, но так, что он тут главный и молодец. Умеет, однако.

И закружилось, завертелось всё вокруг, да так насыщенно, что позже я не могла охватить в памяти всех событий. Остались лишь отдельные моменты.

…Бледное, худое до прозрачности, но уже без синевы под глазами, личико Глории. Привычный страх во взоре сменяется, наконец, надеждой. Хрупкие пальцы сжимают мою руку даже после того, как девушка заснула: пришлось Гальяро погрузить её на самый глубокий уровень сна, лишь тогда мне удалось освободиться и залечить пропечатавшиеся на кисти синяки.

Непривычно серьёзная леди Ди… то есть Диана, очаровательная сестра милосердия из Белой Розы, негромко, но твёрдо отдающая распоряжения медбратьям: те чрезвычайно бережно левитируют носилки с Глорией в новёхонький портал. Вслед за ними в пространственный переход шагают, не прекращая жарко, но вполголоса, спорить, оба корифея-целителя, дон Гальяро и сэр Персиваль.

Сникшая, будто погасшая Мирабель, которую дон Теймур с Магой провожают, бережно поддерживая под руки, в её апартаменты. Донна Фелиция, сухо напоминающая прислуге о подписанном каждым из них магическом договоре молчания, в котором чёрным по белому сказано: служащий в Эль Торресе ни с кем и никогда не обсуждает происходящее, иначе последствия будут весьма… болезненны. Пока, вроде бы, никто из них подобной слабости не проявил, вот пусть и впредь помалкивают, ибо скандала в семействе Иглесиасов не утаишь, и расспросы со стороны любопытных горожан неизбежны…

Люся-Лусия, моя прыткая горничная, получившая разрешение отбыть с нами в Тардисбург. У неё там, видите ли, брат с семейством, приглашали на крестины шестого сыночка, так если бы дон Маркос был так добр, так добр, что захватил бы и её, бестолковую, с собой… Дон Маркос, он же Мага, снисходительно разрешает, а заодно поторапливает со сборами: основные дела вроде бы завершены… О, нет, ещё не всё! Я чуть не возвращаюсь с полдороги на пути в нашу Башню, чтобы разыскать Бастиана, но, к счастью, вспоминаю о мыслесвязи — надо же, никак не могу к ней привыкнуть! — чтобы напомнить Тёмному Рыцарю о «подарке» для нашего матриарха. Получаю заверения, что с ним всё в порядке, иначе и быть не может, и, наконец, оказываюсь на площадке между этажами Башни.

Там уже поджидает запыхавшаяся, румяная от беготни Элли с небольшим саквояжем. Очень похожий держит и Люси — с моими вещичками. Объёмистую корзину с фруктами и провокационно торчащими горлышками бутылей в оплётке она тащит чуть ли не волоком; пыхтит, но тащит. Гостинцы тардисбуржской родне, как без этого! Да ещё в последний момент на лестнице появляются двое поварят, вопящих, что непременно нужно их подождать, чтобы без них не уходили! Оказывается, они волокут огромный, чуть ли не с них ростом, короб с ярмарочными деликатесами, который мы с Элли заранее приготовили, да забыли. Усмехнувшись, Мага бросает мальчишкам по серебрушке и отпускает, осчастливленных; затем небрежным жестом отправляет всю нашу кладь в ожившее зеркало портала и предлагает мне руку.

Наконец-то! На волю!

Вцепившись в его локоть, шагаю вперёд. Хочется, как в детстве, зажмуриться в предвкушении чуда.

Там, откуда я ухожу, до сих пор жарко, несмотря на время года. Но это тепло погодное, а вот то, что сейчас меня встречает — иной природы: оно от щедро натопленных очагов, оно сберегается в тяжёлых портьерах, настенных гобеленах, коврах и пушистых пледах. Бережно хранится высокими окнами в двойных, по зимней поре, рамах, непроницаемых для стужи и ветров. Это — дыхание Дома.

Оно обнимает по-родительски нежно и ласково.

— Добро пожаловать, хозяюшка!

Нет, это уже не Дом, это принарядившийся, сияющий от восторга Дорогуша. Что, впрочем, по большому счёту, одно и то же.

* * *

Как же я соскучилась! И по детям, и по домовому, и по нашим кошкам-собакам, и по самому воздуху сказочного Тардисбурга! Будто провела в гостях не каких-то три недели, а, по меньшей мере, год.